Глава 1.
Секундная стрелка двигалась настолько медленно, что Лоре, которая находилась в ожидании своего первого приема у психолога, казалось, что время остановилось. Однако, к счастью для неё, она услышала голос своего врача, который прокричал её имя, да так, что даже после захода в кабинет в коридоре остался этот звук. Восемнадцатилетней девушке стало неловко.
Кабинет был просторным и светлым, но Лора считала иначе: ей казалось что стены давят на неё, и потихоньку кабинет сужается. Когда психолог, представившаяся Ириной, увидела крошечные капли пота на высоком лбу пациентки, она поспешила успокоить её, посадила в удобное мягкое кресло и с добротой протянула стакан воды.
– Незачем переживать, милая. Представь, что я твоя лучшая подруга, с которой ты можешь поделиться своими проблемами и переживаниями. Я выслушаю тебя.
– Собственно, об этом я и хотела поговорить.
– О подругах?
– Об их отсутствии, если быть точным. Сколько себя помню, у меня никогда не было действительно хороших подруг, а даже если были, то дольше шести месяцев дружба не продолжалась. Я чертовски устала от этого. От предательств, насмешек и прочего. Я хочу быть по настоящему счастливой в этом плане…
Ирина видела с какой тяжестью девушка рассказывала это. Казалось, что все эти годы она долго держала в себе комок боли, который к этому моменту достиг просто катастрофических размеров.
– Давай начнем с истоков, это началось со школы?
– Пожалуй в классе пятом. У меня была подруга Лена. Однажды она украла мой личный дневник. Меня мама приучила с класса второго ввести их, сначала я просто рассказывала как прошёл мой день, а потом, со временем, я начала более подробно описывать свои чувства. Тогда мне нравился одноклассник, мой сосед по парте. Я часто писала о нём… Так вот, однажды она его украла и зачитала перед всем классом. Все смеялись. Особенно отчетливо я слышала его смех. И с каждой секундой кинжал боли входил всё глубже и глубже. Никогда не забуду слова учителя: «Не будь белой вороной, и тебя не клюнут». После этого случая я неделю боялась ходить в школу. Маме я про это не рассказывала, боялась, что она тоже будет смеяться, просто сказала, что у меня болит живот. Но деля прогула не помогла: мне до самого выпускного припоминали это.
Во время своего монолога Лора нервно перебирала бахрому декоративной подушки, которая до её прихода спокойно лежала на кресле. Голубые глаза девушки, которые к тому же имели центральную гетерохромию, но из-за постоянно широких зрачков их не было видно, бегло изучали кабинет: на белых полках величественно стояли книги по психологии, статуэтка буддийского монаха и детский рисунок в рамке – вероятно, работа ребенка Ирины.
– Что вы чувствуйте сейчас, говоря об этом? —спросила психолог.
– Как будто я снова там. Та же дрожь в коленях. И стыд. Стыд, что не смогла дать отпор.
Неожиданно для Лоры, Ирина поднялась со своего кресла и отошла немного в сторону.
– Представьте, что Лена сидит здесь. Скажите ей всё, что не смогли тогда.
Лора подняла глаза на психолога, а затем медленно встала и с такой же скоростью подошла к креслу, словно во время её передвижения придумывала свою речь.
Лора смотрела на пустое кресло, словно видела в нем призрак прошлого. В ее воображении на нем сидела Лена, пятнадцатилетняя, с длинными светлыми волосами, заплетенными в косу, и ехидной ухмылкой на лице. Именно такой Лена осталась в ее памяти – воплощением детской жестокости и предательства.
– Лена… – прошептала Лора, и ее голос дрожал, словно осенний лист на ветру. – Почему ты так поступила со мной? Что я тебе сделала?
Тишина в кабинете была оглушительной. Слышно было только ее собственное дыхание, прерывистое и неровное. Лора сжала кулаки, пытаясь унять дрожь.
