Солнце щедро заливало улицы, но его лучи лишь подчёркивали упадок: трещины на фасаде больницы зияли, как шрамы, облупившаяся штукатурка сыпалась под ноги. Власти десятилетиями делали вид, что не замечают, как здание медленно умирает. Богатые города могли позволить себе голографические сканеры и нанороботов, а их район влачил жалкое существование, цепляясь за ржавые симуляторы и просроченные вакцины.
Кирилл сжимал ладонь своей 19-летней сестры, пока они поднимались на второй этаж. В груди ныло: то ли от бессонницы, то ли от странного покалывания, которое не проходило уже неделю. Это чувство не покидало его после последнего «диагноза» от мамы: «Экология или что-то хуже?» – мелькнула мысль. В городе участились случаи «тихого» Х-вируса – когда носитель месяцами не подозревает, что заражён. Эти невидимые болезни стали настоящей угрозой. В интернете говорили, что вирус иногда не проявляется вообще, а другие рассказывали, что многие просто исчезали.
Толпа в коридоре едва соблюдала дистанцию. На стенах висели плакаты с улыбающимися людьми в масках, но на деле закон о дистанции напоминал плохой анекдот: медсестра в перчатках выдавала талоны, перчатки были в дефиците и выдавались одна пара на смену. Воздух вибрировал от приглушённых голосов, но это была не живая речь – тревожная тишина, прерываемая взрывами скандалов в очередях. Люди, ставшие просто номерами. Лишь когда у кого-то на запястье высвечивался идентификатор, очередь словно замирала.
– Кирилл, может, не будем? – Аня потянула его за рукав, её глаза были полны тревоги. – Мама же делала эту прививку, и вот что с ней стало.
Кирилл стиснул зубы так, что челюсть свело судорогой. Пустое кресло у окна, где мама в последний месяц словно растворялась в тени, теперь било по нервам. Он помнил, как её худые пальцы судорожно сжимали подлокотник, когда диктор на экране произносил: «Новая волна заражений». Теперь экран пылился выключенным, а кресло казалось памятником.
– Просто совпадение. Ты же не видишь толпы трупов на улице, – сказал он, пытаясь казаться спокойным. Этот ответ был больше для себя. Он и сам не знал, зачем сюда пришёл – ведь все в городе уже давно привыкли ко всему. Соседка умерла от «какой-то странной инфекции». Сестра была так же уверена, что вирус не может быть смертельным.
Дверь кабинета открылась. К ним подошла медсестра, и на табло вспыхнул номер С-100407.
Чиновники клялись, что штрих-коды на запястьях – временная мера, но Кирилл помнил, как год назад Ане впервые вживили чип. Теперь даже младенцев регистрировали как серии цифр.
Аня приложила руку к сканеру. Медсестра не подняла взгляд, но моментально достала бумажную карту – вопиющий анахронизм в эпоху тотальной цифровизации. Казалось, что здесь, в этих стенах, время словно остановилось, но в остальном мире всё развивалось слишком быстро.
– Говорят, электронные системы «глючат», – произнесла сестра.
Игла вошла в вену, и Аня даже не дрогнула. Кирилл заметил, как медсестра машинально вытерла сканер рукавом – пятно крови осталось на экране. «Безболезненно», – подумал он с горечью. Слишком безболезненно, будто тело уже не чувствовало угрозы.
Боль отступила, оставив холодок под кожей. Кирилл прислонился к стене, пытаясь понять: это паника или чип в его собственном запястье наконец сломался? В горле встал ком – не страх за себя, а ярость. Система, которая забрала маму, теперь добралась до Ани.
– Ты ведь не веришь в это, да? – спросила она, стараясь улыбнуться.
Кирилл отвел взгляд, на мгновение почувствовав, как пространство вокруг сузилось. Он не знал, что ответить. Всё, что он мог сказать, было бесполезно. «Как бы ты ни думал о прививке, это не поможет», – сказал бы голос разума. Но внутри что-то скребло, не давая расслабиться.
