– Пап, тебя надолго?.. – Марина перехватила взгляд отца и осеклась. – Ты надолго приехал?
Этот вопрос мучил ее со вчерашнего утра, с того самого момента, как она услышала в трубке телефона внутренней связи короткое отцовское: «Завтра встречай». Отец заезжал раз в год на час-два, обычно в начале зимы, когда отпускали, тем неожиданней был его приезд сейчас – в разгар лета. Там, наверняка, основные работы – сенокос, уборочная или что-то вроде того, о чем отец никогда не говорил, да и городские жители не очень-то этим интересовались. Поэтому столь несвоевременный визит Марину больше напугал, чем обрадовал.
– Да уж спрашивала бы напрямую, – улыбнулся отец, – насколько выпустили. Сутки дали.
– Что случилось? – Марина невольно перешла на шепот, покосилась на телефон и, на всякий случай, накрыла его кухонным полотенцем, которым только что смахивала со стола невидимые крошки.
– Срок загородной реабилитации заканчивается, – усмехнулся отец. – Можешь поздравить: срезали немного. Встал на путь исправления. Дали сутки вольницы, чтобы городскую социализацию пройти.
– По обязательной программе? – уточнила Марина.
– Ну а по какой же?! C моей статьей только обязательная. Так что надо будет срочно у домоуправа отметиться.
– Он с десяти принимает, – Марина выдохнула с некоторым облегчением. Отец, вроде, в самом деле переменился. – Есть еще время.
Она зачем-то подошла к окну и выглянула на улицу. Ничего странного или подозрительного Марина не заметила: у подъезда никто не околачивался, прохожих по нынешней жаре, а пекло этим летом, на удивление, вторую неделю и с раннего утра, было мало, да и те не шли, а почти бежали, чтобы как можно скорей миновать этот прожигаемый солнцем голый участок проспекта. Марину слегка смутила пара работяг в синих спецовках на крыше соседнего дома. Ей показалось, что они слишком долго курят, да еще и поглядывают в их сторону. Но когда увидела, что один из них, обвязанный веревкой, стал спускаться по стене, успокоилась. На уровне пятого этажа висела поблекшая кумачовая растяжка «Обеспечим самостоятельность!». На последнем квартальном собрании Марина сама вместе с остальными квартировладельцами голосовала за то, чтобы поменять этот лозунг дня, продержавшийся больше года, на более актуальный. Тогда много спорили. Вариантов было несколько: домоуправ предлагал, нажимая на то, что там рекомендовано, «Россия – вперед!», кто-то из активистов – со ссылкой на международное положение – подкинул «Вместе победим!», но остановились на «Вместе мы – сила!» Почти месяц ушел на утверждение этого варианта в районе: там следили, чтобы наглядная агитация в кварталах не дублировалась. Потом еще месяц – как положено по закону о равной конкуренции – на конкурсные процедуры. И вот наконец-то – собрание было еще по весне – напротив должен появиться новый ободряющий призыв.
– Вместе мы – сила! – прошептала Марина себе, а для отца погромче добавила: – Меняется жизнь.
Чай пили молча. Хотя Марина и повторила несколько раз, что берет только краснодарский первого сорта, выращенный в рамках программы самодостаточности, отец на это никак не откликнулся. Помешивал хлипкий желтоватый настой, вылавливал ложкой кусочки веток, сплевывал в ладонь заварку.
– Сережа когда придет? – наконец спросил он.
– Лагерь до четырех, – ответила Марина.
Отец как-то странно посмотрел на нее:
– Какой класс?
– Третий закончили, пап. Четвертый считай. Забыл?
– А лагерь – это что, обязательно? В прошлом году, вроде, такого не было?
– С этого года ввели. Летний воспитательный курс называется, – Марина почувствовала себя виноватой, словно отец упрекнул ее в том, что она не занимается ребенком. – Это необязательно, но управление образования рекомендовало. Тем более, все бесплатно. Их там и кормят, и развлекают, и книжки читают, поделки всякие. Ты же помнишь, в наше время такого не было.
