Голова действительно кружилась – у самого Геракла. И камень он, а точнее Алексей Сизоворонкин, сжимал сильной рукой полубога. Камень не был сейчас податливым и мягким, как на ложе, которое он делил с божественной Лилит целые эпохи. Рядом что-то громыхнуло, и Алексей открыл глаза. Гром, как он тут же понял, издал в качестве деликатного напоминания, что спать нужно в опочивальне, а не за обеденным столом, сам Зевс, шеф олимпийских богов.
– Спасибо, – отвел взгляд от лица громовержца Сизоворонкин.
Благодарность была искренней и безмерной, ибо тот камень, о котором он вспомнил в первую очередь, был бокалом из волшебного сервиза олимпийцев. И Зевс сейчас своим покашливанием напомнил, что Алексей бесчисленное число эпох не обедал. А еще не завтракал, и не ужинал. Алкоголя пока не хотелось. Хотелось чего-нибудь горяченького – и на первое, и на второе, и на третье.
– Мне чай с лимоном, – сообщил он волшебному бокалу.
– Вам лимон порезать?
– Да. И чай заварить…
Чай, как и все из бокала, был превосходным. А вслед за глотком обжигающего напитка во рту оказался пельмень, да не один, а целая миска; поочередно, естественно. Прямо во рту на каждый из них чья-то щедрая рука наваливала ложку густой сметаны.
– Эге, – вспомнил вдруг школьную программу по литературе Сизоворонкин, – а не побывал ли тут в свое время автор «Вечеров на хуторе близ Диканьки?».
– Нет, – грохнул со своего места Зевс, – такого здесь не было; хотя слушок, быть может, до Гоголя и дошел.
Рядом с ним откашлялся незнакомый бородач с таким холодным взглядом, пронзившим Сизоворонкина до самой печенки, что внутри испуганно охнул вернувшийся из небытия гид. Да еще Алексею померещилось, что там же, рядом, кто-то еще ойкнул девичьим голосом.
– Ну и кто этот суровый дядечка? – спросил Лешка себя внутри.
Ответил Зевс, громыхнувший голосом не очень любезно:
– Знакомься, Геракл… еще раз. Мой брат Аид, повелитель Царства мертвых.
– Очень приятно, – выпрямился Алексей-Геракл, которому на самом деле было как раз не очень приятно.
Прежде всего, потому, что рядом он не обнаружил Артемиду. Кувшин из его руки вынула Афина, не менее блистательная, чем богиня охоты.
– А где Артемида? – вырвалось у него.
Ответил опять Зевс:
– А нет больше моей дочери.
– Как нет?!
– Принесла себя в жертву, – совершенно серьезно сказал громовержец, – иначе послать тебя туда (он посмотрел вверх, к высоченному куполу потолка) было бы невозможно.
– Как это, – заныло в груди Сизоворонкина, – зачем? Почему?! Навсегда?!!
– Вернется, – улыбнулся Зевс; ему, очевидно, было приятно, что человек так сокрушается о горькой участи его божественной дочери, – а пока часть ее в тебе.
– Во мне?!! – Алексей вдруг вспомнил об испуганном девичьем возгласе внутри себя.
Сразу два смешка в груди озадачили его, а затем заставили губы расползтись в улыбке:
– Значит, в любую минуту сможем сообразить на троих. А кто, кстати, второй – тот, кто испугался со мной к началу Времен прогуляться?
– И ничего не испугался, – обиженным голосом ответил гид, – сказали же – туда только тебе, человеку, позволено было пройти. А я – Геракл; настоящий Геракл. Отдал тебе свое тело, кстати. По просьбе Зевса-громовержца.
– Навсегда?
– Размечтался, – отрезал Геракл внутри собственного тела, – сделаешь свое дело, и освободишь жилплощадь… квартирант!
– Дело? Какое дело?!
– За этим я сюда и пришел, – прогудел с противоположного конца стола Аид, наполнив зал жутким могильным холодом.
Сизоворонкин не желал иметь никаких дел с этим существом. Но здесь музыку заказывали совсем другие… боги. А конкретно – один, Зевс. Он показал дланью («Рукой», – перевел про себя Лешка) на кувшин, который как раз оказался в ладони полубога.