За окошком огромными хлопьями падал снег, переливаясь
бриллиантами в лучах уличного фонаря. Комната утопала в мягком
тёплом свете камина. А вот за дверью этой уютной комнаты разгорался
скандал.
– Я ухожу, - плакала женщина. – Ты не поймёшь. Тебе просто
придётся это принять.
– Ты бросаешь и меня, и нашу дочь, - кричал мужчина. – Кто
он? Ради кого ты нас предаешь?
– Нет никого. Но я не могу поступить иначе. Прости.
– Ты никогда не сможешь вернуться и больше никогда не
увидишь Катюшку.
– Я знаю и это разрывает мне душу.
– Тогда останься, - уже тише попросил мужчина.
– Нет, я не могу, - и женщина ушла, хлопнув дверью. По
полу пробежался сквозняк. Мужчина вошёл в комнату с камином и взял
из манежа маленькую и хрупкую девочку, которая непонимающе смотрела
на него огромными голубыми глазами.
Мужчина подошёл к окну с дочерью на руках и посмотрел в
окно.
– Вот и всё, – тихо сказал он. – Теперь мы остались только
вдвоём. – Девочка не столько поняла, сколько почувствовала
происходящее. Нет, она не заплакала в голос. Она смотрела в окно и
по детской щёчке катились слёзки, беззвучные слёзки тоски и
боли.
***
Прошло почти восемнадцать лет с того дня, но я до сих пор
чувствовала боль и тоску, когда смотрела на падающей снег. Мне
казалось, что эта морозная красота отняла что-то очень важное.
Нет, я не знала подробности ночи, когда ушла Мама. Эта тема
вообще была строго настрого запрещена в нашем доме, я имею виду
маму. Единственное, что я знала, это её имя – Ализия. И то, узнала
я его только тогда, когда мне в шестнадцать лет прислали мамино
завещание, в котором речь шла о двухкомнатной квартире на другом
конце города. Отец был в ярости, когда я получила завещание, а вот
мне на его мнение было всё равно. Я и так все эти годы жила как в
аду.
Отец водил в дом одну женщину за другой, всё пытался строить
отношения, а мне приходилось им угождать, прислуживать и не
отсвечивать. Стоило мне только немного ошибиться или сделать что-то
не так, то меня порол родной отец. Ещё лет в пять я поняла, что
плакать и просить прощения у него бесполезно. Мои слёзы его злили
ещё больше. Стоило ему только увидеть мои мокрые глаза, как он тут
же начинал кричать, что я как она, и бил ещё сильнее. Так что мне
приходилось терпеть, молчать и исполнять любое его пожелание.
Правда, год назад стало немного легче. Отец привёл в дом женщину
с детьми и его внимание переключилось на них. У мачехи было два
сына, с которыми я очень быстро нашла общий язык. Они меня
прикрывали, помогали чем могли, да и вообще, на редкость хорошими
парнями оказались. Они стали мне, действительно, как братья. Им я
могла рассказать всё. Даже несколько раз плакала им в жилетки,
когда уж совсем тяжко было. Это, наверное, единственные люди,
о которых я буду скучать.
– Привет, Катюха, - ко мне в комнату заглянул Витя,
старший из двух братьев, и старше меня на полгода. – Уже собрала
пожитки? – я сидела на подоконнике, глядя на улицу.
– Угу, - ответила я ему, даже не поворачиваясь.
– А чего тогда такая кислая? Ты же завтра сваливаешь? С
завтрашнего дня у тебя свобода. Веселиться должна
– Веселиться буду, когда доберусь до квартиры и узнаю, что
там да как. Она же пока запечатана. Боюсь, что жить там будет
проблематично.
– Ну, думаю паутины там будет тьма, - Витя подошёл ко мне
и сел напротив, благо подоконник в моей комнате это позволял.
Дом-то частный, коттедж, и строился по индивидуальному проекту. –
Но ты не переживай. Мы с Ванькой завтра с тобой поедем. Поможем
убраться, а заодно и днюху твою отметим.
– Ой, есть у меня подозрения, что это не вся правда, - с
улыбкой посмотрела я на Витю.
– Ой, какие мы умные, - засмеялся он. – Конечно, не вся.
Нам же нужно знать, куда от предков бежать, если что.
