Среда, 18 июля 2023 12:36
Такое яркое солнце, что трудно дышать. Пыль на стеклах и подоконнике нагрелась до предела, лицо горит, голова кружится и просит пощады. Рита приоткрыла глаза и взглянула в окно. Там ничего не изменилось: все та же унылость больничной территории, лавки, давно просящиеся в печь, чахлая трава и полумертвые яблони. Наверное, когда-то здесь было красиво, но садовник умер много лет назад.
Сзади послышались голоса, и ей стоило больших усилий не обернуться, не среагировать, не впасть в гневное полузабытье, вводящее в ступор, а потом вынуждающее бежать. Нет, больше она себе этого не позволит, пускай внутри все переворачивается, грудь стала раскаленным чугуном, уже начавшим плавиться, скапывая лавой прямо в сердце, сжигая легкие, заполняя пищевод, чтобы потом разорвать желудок на дымящиеся ошметки. Так она чувствовала, так реагировал ее организм, уставший от нее, раз за разом желавший уничтожить себя. Открытых язв больше не было, но осталась память, до мельчайших деталей, смеясь и играя, восстанавливая ощущения первых месяцев болезни. А чем она больна, и сколько уже находится здесь? Лето, опять лето. Июль, наверное, а это ее первое лето здесь или уже второе, третье, четвертое?
Рита открыла глаза и на мгновение ослепла от яркого солнца. Паническая атака отступала, чугун застывал, поблескивая черным матовым цветом, как ее старая машина. А что с ней? Неважно, все уже неважно. За руль она больше никогда не сядет, даже если разрешат. Она улыбнулась, дыша свободнее, не слыша в коридоре ни единого шороха. В голову пришла неожиданная мысль: «Почему пыль всегда пахнет одинаково?» Зловредная память поворчала, но приняла игру, восстанавливая картины из детства. Рита не вспомнила подробности, только солнце, плавящийся асфальт, горящую на стеклах пыль и запах подоконника в ее комнате, который она не протирала с марта назло матери.
Послышались уверенные негромкие шаги. Кто-то приближался к ней. Рита привычно испугалась, но узнала его, поймав запах вчерашнего одеколона. Она смутилась и еле заметно покраснела, став еще меньше.
– Это я, Рита, – врач подошел и, толкнув по-дружески плечом, встал рядом, упершись руками в подоконник. Она долго изучала его длинные пальцы и узкие ладони неудавшегося пианиста, и только потом посмела поднять глаза, встретив добрый и внимательный взгляд темно-карих глаз.
– Опять подралась?
Рита смущенно пожала плечами, не смотря ему в глаза. Ее интересовали его волосы, такие же короткие, как у нее. Про себя она ему сказала, что зря он так стрижется, и седина его совсем не портит, не то, что ее.
– Пойдем, я обработаю твое лицо. Не чувствуешь боли? – он показал на свою правую скулу. Рита машинально дотронулась до своей, ощутив теплую влагу. Зубы тоже отозвались, но не болью, просто она ощутила вкус железа во рту, захотелось почистить их, добела, стереть до десен.
– Да, вижу. Это не очень хорошо. Ты совсем не чувствуешь боли? Я видел по камерам, Софка тебя крепко приложила.
– Это я ее, – тихо усмехнулась Рита, вспомнив распластавшуюся на полу толстую Софку, накинувшуюся на нее после обхода. – Я у нее мужика увела.
Врач хмыкнул и взял ее под локоть. Рите нравилось, как он ее ведет, не как муж или любовник, хвастающийся добычей, а как старший брат, пришедший на помощь, готовый выслушать, помочь, строгий, недовольный, но верный. Она нашкодила, довела до драки, а ведь давала себе слово не повторять этой ошибки. Она опять что-то сделала не так, спровоцировала Софку, а ведь у нее рецидив.
Войдя в процедурную, он кивнул медсестре, разбиравшей коробки с медикаментами. Медсестра достала из шкафа аптечку для драчунов и продолжила сверять ведомость с содержимым коробок. Эту аптечку он когда-то сам собрал, когда надоело доставать с полок и шкафов все необходимое.
