Железо обожгло правое бедро, и
прежде чем Тимур опомнился, чей-то меч рассёк ему пальцы. Лошадь
взбрыкнула, и он, отвлекшись на боль, позорно выпал из седла. Глаза
заполонила красная дымка. Он глотал воздух с песком и пылью,
вырывавшимися из-под ног воинов, что окружали его. Свои, чужие...
Всё смешалось. Взгляд метнулся к руке: по коже, огрубевшей от
бесчисленных схваток, текла кровь. Ногу парализовало. Лязганье
металла и крики утихли под гнётом одной-единственной мысли: если не
встать сейчас, потом можно не подниматься, — ангел смерти окажет
большую любезность, забрав калеку из плена мук. Отыскав на земле
оружие и поправив шлем, Тимур начал ползти. Внутренности скручивало
от малейшего движения, рана была серьёзной, но он не хотел уступать
слабости. Не хотел предавать мечты. Мимо скакала лошадь с
повергнутым всадником; труп мотался из стороны в сторону, и Тимур
изо всех сил сделал рывок. Ему удалось с первого же раза уцепиться
за убитого, приостановить животное и в прыжке, перекидывая больную
ногу через круп, забраться в седло. Для Тимура бой не был окончен.
Созвав своих соколов, которые, увидев предводителя живым, заметно
воодушевились, бросился в атаку. Меч кромсал непокорных, отражал
удары и наносил ответные — столь жестокие, что враги замешкали. Они
думали, что мужчина, которому едва исполнилось двадцать, быстро
устанет и повернёт назад: с небольшим отрядом Тимур не представлял
опасности для их вождя, — пока не застали на поле брани. Этот воин
пощады не знал.
Город был взят. Обезоруженного бека
выволокли из укрытия. Возможно, поведи он себя иначе, Тимур бы
сохранил противнику жизнь, — всё же благородная кровь многого
стоила, — но в момент, когда из пасти посыпались ругательства, а
принятие судьбы осквернил дикий скулёж, иную участь, кроме как
казнь, не предписали бы. Покидать седло Тимур не торопился; многие
его союзники уже спешились и взялись за местное население, вынуждая
народ принять новых правителей. В котле событий не обратили
внимания, как он, преодолевая боль, велел Джаку найти лекаря. Джаку
был на особом счету. Учился с Тимуром в Кеше: вместе они испытали
горечь первого поражения и вкус настоящей победы, что в сотни раз
превосходила успех учебных боёв. Увидев рану, которую предводитель
всячески пытался прикрыть, он ринулся в близлежащую мечеть, где, по
предположениям, обитали все знающие. Лекари отыскались быстро.
Правда, их было мало. Джаку, дабы избежать лишних неприятностей,
препроводил друга под крышу, — тот до последнего не слезал с
лошади, — сам же возвратился к богадурам. Воинов больше
интересовала добыча: женщины, монеты, меха и новое оружие.
Отсутствие Тимура не заметили, но, когда придёт время... «Надеюсь,
лекари здесь не бестолковые, иначе я каждому отрублю голову», —
подумал Джаку, тоскливо наблюдая за тем, как молодые горячие соколы
делят богатства. За Тимуром они последовали не из-за обещаний, а
потому что углядели силу. Безногий глава — не глава.
Тимур воткнул палку в рот — не
хватало ещё откусить язык. Слуга с трудом снял сапог, стараясь
действовать аккуратно. Кровь запеклась под штанами: пришлось,
поливая водой, отдирать ткань от кожи. За спинами лекарей прятался
молодой ученик. Он не лез к старшим, послушно выполнял работу,
готовя смеси из трав. Хотя раз от разу оборачивался к захватчику,
который мял шкуру с упрямым, поистине устрашающим молчанием.
Бедренная кость была сломана. Лицо извергало пот, пальцы рвали
шерсть в клочья, но крик в полутьме юрты так и не прозвучал. Это
показалось ученику необычным. Он понимал, что лежащий на шкуре воин
терпел адскую боль, и оттого устыдился неторопливым потугам
соплеменников. Лекари всё делали неохотно: только угроза наказания
вынуждала их помогать.
