Вокзал всегда остается вокзалом, какой бы транспорт с него не отправлялся. На второй неделе ожидания окончательно начинаешь воспринимать проходящих мимо как монотонный видеоряд. Поэтому самые комфортные места на любом вокзале – возле окон.
Илья с комфортом сидел за полюбившимся столиком, грыз местные орешки и строил пробные схемки, когда вокзальный браслет подмигнул и запиликал.
– По заявке от двенадцать-семнадцать-пятьдесят пять получен ответ. Принять устно, текст, отклонить?
– Принять, принять, – обрадовался Илья, – устно и текстом.
– Устный прием предлагается немедленно за столиком тридцать два-Б. Текстовое сообщение пересылается.
Илья засунул комм-тетрадь в карман и двинулся на поиски столика тридцать два – Б.
Третий этаж, второй зал, второй стол направо. Вон они, трое здоровенных амбалов. Илья извинился, протискиваясь к ним мимо стоящего у самого входа столика 32-А и вдруг на миг остановился. Девушка в рабочем комбинезоне, сидящая в обществе комм-тетради и большого бокала, подняла глаза и смотрела на Илью в упор. Спокойный взгляд. Оценивающий.
У нее красивый рот. Ямочки в углах губ, которые станут заметнее, если она улыбнется. Илья помедлил секунду, ожидая увидеть улыбку – людям, столкнувшимся взглядом, следует улыбнуться – ничего не дождался, кроме еще более внимательного разглядывания. Обидно.
Однако тридцать два-Б. Тридцать два-Б. Илья критически осмотрел возможные пути к столику Б, едва не застрял между двумя стульями и вежливо приветствовал своих вероятных перевозчиков. Амбалы дружно кивнули, молча рассматривая его, наконец средний предложил:
– Садись.
Илья сел.
– Ты заказывал попутный проезд в семьдесят третью область?
Илья кивнул.
– Чем отработаешь? – поинтересовался другой амбал.
– Помощь по хозяйству и две тысячи айланских. Диагностика и уход за корабельной флорой. Нейтрализация любых вредителей.
Амбалы переглянулись, один кивнул.
– Айланец, значит. Что ж, неплохо. А какие дела в семьдесят третьей?
– Я не айланец, – Илья помедлил, – я тариен.
Здоровяки переглянулись вторично.
– А обманывать нехорошо, мальчик, – сказал третий, который до сих пор молчал, – выговор у тебя айланский – это раз. И молод ты для тариена – это два. Пожалуй, не получится у нас с тобой поездочка.
– Меня эвакуировали двухмесячным, – ответил Илья, – а на Айле живу с четырех лет.
– А звать тебя как?
– Илья Маккензи.
Третий амбал улыбнулся.
– Сколько единиц-то получил, Маккензи?
Илья пожал плечами
– Сорок. Совсем маленьких ведь в первые же часы на орбиту вывезли.
– Это Тара, – печально сказал амбал, – на Оркнее вот растерялись…
Точно. Оркнейские дельфинеры все такие здоровенные… были.
Илья подумал и не стал ничего отвечать.
– А зачем едешь-то?
– Я биореставратор.
Дельфинеры задвигались. Стул под одним из них жалобно скрипнул.
– Джейм! – сказал ближайший, повернувшись к девушке, – бери его. Если он тебе не понравился, мы вернемся, отвезем его сами.
Девушка стащила с головы совершенно невозможную кепку и бросила перед собой на стол.
– Понравился-понравился. А что так серьезно?…
– Ты не поймешь, малышка, – нежно сказал один из здоровяков, – но парня надо отвезти. Маккензи, это Джейм Шеппард, Джейм, это Маккензи. У нее на корабле есть одно пассажирское место. Думаю, Маккензи, ты понимаешь, что Джейм обижать нельзя.
