Мерно гудит двигатель. Самолет немного подрагивает и чуть-чуть покачивается вправо – влево. Курс все же держит – шкала компаса на приборной доске неподвижна. Высотомер замер на отметке семьсот тридцать метров. Такое ощущение, в старом, неизвестно сколько раз чиненном "кукурузнике" появился автопилот и летчик может с спокойной душой поспать.
Неожиданно штурвал шевельнулся. Я вынырнул из полудремы и повернулся вправо. Второй пилот, а также родная сестра, фыркнул.
– Проснулся?
– Я не спал, Даша.
– Кому другому скажи, Лео! Видела я!
– Видела она … порулить хочешь?
– Спрашиваешь?!
Я отпустил штурвал и снял ноги с педалей. Снял шлем и глянул в окно. Слева проплывала излучина реки, огибающая с одной стороны рощу, с другой – поля и деревеньку в десяток дворов. До аэродрома километров семьдесят. Есть время подремать.
– Сама сяду.
– Все равно проснусь, когда будешь разворачиваться.
– Дай попробовать, а!
– Ладно …
Я зевнул. Как ни старался взбодрить себя, бессонная ночь не прошла даром. Четырех чашек крепкого кофе хватило на час с небольшим пути. Хорошо, Даша поспала. Глянул на нее – изучает приборную доску. Подавив зевок, глянула в боковое окно. Затем вперед. Двинула штурвал и педали – самолет немножко повернул влево.
– Мы летим боком к полосе.
– Я обойду Лугов с юга.
– Думал сделать дугу через Задорожье.
– Там потом выворачивать …
– По-любому выворачивать.
– Это ты у нас кадровый пилот, любишь высший пилотаж.
Я усмехнулся. Вот же упрямая … Правда, ей тоже придется покрутиться, ибо деревня Задорожье находится почти на одной линии с взлетно-посадочной полосой. Деревня большая, и все время летать над ней на маленькой высоте не стоит.
Проснулся от несильного удара по носу. Аромат духов на мгновение перебил противный запах горящей краски и масла.
– … В кабине жуткая вонь горящей краски! … Он уже проснулся! … Если бы так, Михалыч, мы давно бы уже взорвались!
Хлопнула дверь в сейчас грузовую кабину.
– Мы горим?! И летчик спит!!! Да что же это такое?!
Дарья аж завизжала :
– Я тоже летчик! Не хуже брата!
– Летчик – Деркович! А ты …
– … Тоже Деркович!
Пока они препирались, я оценил обстановку. Самолет прошел отметку четыреста метров и продолжает снижаться. Двигатель хоть и горит, дыма в кабине немного. Воняет, правда … Огонь больше внизу, чем вверху – через стекло его не видно, и капот сверху такого же белого цвета, как полчаса назад.
Неожиданно стало тихо. Секунду спустя мои уши уловили слабое потрескивание где-то внизу и свист ветра в открытых форточках. Толстяк Матвей Константинович, сопровождающий груз, заорал :
– Мы сейчас разобьемся!
Я потянул рычаг на себя и самолет выровнялся. Глянул на спидометр – двести двадцать километров в час. Высота двести пятьдесят метров, если барометр не врет.
– … Разобьемся!
– Не мешайте. Выйдите из кабины.
– Да я вам! …
– Будете мешать – точно упадем! Вон из кабины!
– Ты как со мной обращаешься?!
Дарья дернула штурвал – мол, взяла управление. Я стал и вытолкнул Матвея Константиновича в грузовую кабину.
– Не мешайте работать.
Что он прокричал в ответ, я не слышал, так как закрыл и запер дверь. Дарья хмыкнула.
– Псих недоделанный …
– Я бы на его месте тоже испугался.
Посмотрел вперед – лес совсем рядом. Дарья приподняла нос самолета, но деревья все равно приближаются. Уже можно рассмотреть отдельные ветки … Высота сто девяносто метров, скорость сто восемьдесят километров в час. И то, и другое уменьшается. Как бы ни были хороши крылья Ан-2 для полетов медленно и низко, скоро их подъемной силы не хватит для удержания пятитонной машины в воздухе.
Огляделся, вдруг где рядом поле или хотя бы вырубка. Лучше, конечно, поле, ибо на месте рубки деревьев может валяться все, что угодно … Слева впереди увидел этакую выемку в зеленом море. Пригляделся – прогалина должна быть размеров весьма приличных.
