Июнь 1975 года
В первый раз замуж за Томаса Робертса она вышла в пятилетнем возрасте на детской площадке. Церемонию планировали несколько дней, и когда в назначенный час она надела фату из маминых тюлевых занавесок и венок из маргариток, все согласились, что она похожа на настоящую невесту. На свадьбу Томас подарил ей букетик полевых цветов, которые он собрал по пути в школу. Держась за руки, она встали перед маленьким Дэйви Стюартом, и он официально объявил их мужем и женой. Дэйви ужасно заикался и носил очки с линзами толщиной с донышко банки с вареньем, что делало его глаза похожими на обезьяньи. Но он пел в хоре, а значит, был как никто другой близок к священнику.
Мэри улыбнулась, вспомнив об этом. Стоя боком к большому зеркалу, она с удовлетворением рассматривала собственный профиль. Ей было приятно любоваться выпирающим животом, который начинался прямо под грудью и имел форму идеального купола. Она нежно провела по нему рукой, оперлась руками о поясницу и развернулась к зеркалу, чтобы рассмотреть лицо. Ей хотелось увидеть внутреннее сияние, характерное для беременных женщин. Рядом, на туалетном столике, лежали новые шерстяные пинетки нейтрального лимонного цвета. Она уткнулась носом в шерсть, но без маленьких ножек, которые бы их согревали, пинетки пахли лишь новизной и стерильностью. Услышав тяжелые шаги мужа, поднимающегося по лестнице, она только и успела, что вытащить подушку из-под платья и спрятать пинетки в шкаф.
– Ах, вот ты где, милая, – сказал он, открыв дверь в их комнату. – Что ты тут делаешь?
– Ничего, просто немного прибираюсь, – сказала Мэри, взбив подушку и положив ее на постель.
– Что – опять? Иди сюда, – он привлек ее к себе, откинул светлые волосы и поцеловал в шею.
– Томас, а вдруг я не беременна? – Она изо всех сил старалась говорить нежалобно, но позади было столько разочарований, что с каждым разом сохранять оптимизм было все сложнее.
Он обхватил ее за талию и повалил на кровать.
– Тогда просто будем пытаться дальше, – сказал он, уткнувшись ей в шею, и она ощутила хорошо знакомый несмывающийся запах угольной пыли от его волос.
– Томас?
– Что? – Он оперся на локти и пристально посмотрел ей в глаза.
– Ты ведь уволишься, если я забеременею?
– Если ты этого хочешь, Мэри, то да, уволюсь, – вздохнул Томас.
– Но ведь я не смогу ухаживать за ребенком и управлять пансионом одна.
– Если я уволюсь, нам придется тяжело, Мэри, – взглянул на нее Томас и тревожно сморщил лоб. – Нам только что повысили зарплату на тридцать пять процентов. Мы будем вынуждены от многого отказаться, ты ведь не будешь с этим спорить.
– Знаю, любимый, но у тебя такая опасная работа, и добираться до шахты очень далеко, ты сам об этом говорил.
– Ты права, – согласился он. – Во сколько у тебя прием у доктора?
– В три. Как бы я хотела, чтобы ты пошел со мной, – сказала Мэри, нежно проводя рукой по щеке мужа.
Он поцеловал подушечку ее пальца.
– Я тоже, Мэри. Но я буду думать о тебе, и мы сможем отпраздновать эту новость, когда я вернусь, согласна?
– Как же я не люблю твои ночные смены.
– Да, мне тоже они нелегко даются, – сказал Томас с улыбкой, лишающей его слова всякой горечи. Затем он сел и стал натягивать ботинки.
– Я так люблю тебя, Томас, – сказала Мэри, прижавшись к мужу.
Он взял ее руку в свою и сплел их пальцы.
– Я тоже люблю тебя, Мэри, и я точно знаю – ты станешь лучшей в мире мамой.
Они пытались зачать ребенка с самой первой брачной ночи, три года назад. Мэри и подумать не могла, что это окажется так сложно. В свой тридцать один год она уже слишком хорошо знала, что время утекает сквозь пальцы. Она была рождена, чтобы стать матерью, она знала это всегда, и ей было непонятно, за что Бог наказывает ее. Каждый месяц, когда внизу живота появлялась знакомая тянущая боль, ее запас оптимизма потихоньку истощался, а желание родить ребенка только усиливалось. Как же ей хотелось просыпаться в 4 утра от криков малыша, держать в углу кухни коробку с подгузниками, смотреть в глаза своего ребенка и видеть в них будущее. Но больше всего ей нравилось представлять, как ее любимый Томас укачивает в сильных руках своего ребенка – мальчика или девочку, неважно – и как он слышит обращенное к нему «папочка».
