Усадьба Кастоль представляла собой огромный участок плодородной земли, обнесенный ветхой оградой по всему периметру, а также старинный двухэтажный дом из светло-коричневого камня с черепичной крышей зеленого цвета. Первое, что бросалось в глаза посетителям усадьбы – длинная широкая дубовая скамейка без спинки, с которой можно было наблюдать с одной стороны небольшой двор, старые ворота и двупольную входную дверь, а с другой, простирающийся на большую территорию сад с плодовыми деревьями и неполностью засаженный большой огород. Справа от дубовой скамьи находился высохший и заросший травой фонтан с небольшой каменной статуей магического существа в центре, а слева, собственно, сам дом из которого доносились недовольные крики его хозяйки.
– О, святые земли! Где же эта девчонка? Иринея! Ты видела, где Вилька?
– Мама, не переживай, Вилерия скоро вернется. Ты должна беречь здоровье.
– Как же мне беречь здоровье, если на носу такие важные события, а эта девчонка неизвестно где? – скривилась недовольная женщина.
– Все будет хорошо, матушка, сестра скоро вернется, – высокая синеглазая девушка приобняла недовольную женщину и повела ее в кресло. – Посиди вот тут у огня, я тебе сейчас плед принесу.
Девушка быстро умчалась за пледом, а сама хозяйка дома тяжело рухнула в массивное кресло, опустила пухлые руки на мягкие подлокотники и страдальчески закатила глаза.
Фулия, владелица усадьбы, часто была недовольна тем, что происходило в ее доме, о чем она непременно сообщала всем домочадцам. Она не любила заниматься усадьбой, которая досталась ей от покойного мужа, и, пока был жив отец девочек, в доме всегда находилось несколько наемных помощниц. После смерти Солифа Кастоль наемниц распустили и усадьбой на данный момент практически полностью занимались трое: дочери Фулии – Иринея и Вилерия, а также сын ее нового поклонника – двенадцатилетний Олан.
По сей день Фулия продолжала игнорировать домашние заботы и не желала заниматься примитивными, по ее мнению, вещами вроде ведения хозяйства, приготовления еды, сезонных посадок и сбора урожая. Она искренне считала, что достойна лучшей жизни, только эту лучшую жизнь она ожидала именно как подарок от других людей. Пока же такого подарка ей никто не делал и будучи женщиной требовательной и капризной, она частенько впадала в тоску по тем временам, когда в обществе еще ценились такие тонкие натуры, как она. Вопросы Вилерии, младшей дочери, о том, когда же именно были такие времена, в которые ценились тонкие натуры, она упорно не замечала или просто делала вид, что не расслышала и сразу переводила разговор на другую тему.
Торговец, новый поклонник Фулии, часто был в разъездах, но это совершенно не заботило ее. Самое главное она получала в любом случае: обновы, украшения, ткани и ленты, которые относились местной швее или вручались дочерям, чтобы те пополнили ее и без того огромный гардероб. Небольшую часть средств, полученных от торговца, Фулия отдавала старшей дочери, чтобы та тратила их при необходимости на пару дешевых наемниц и кое-какие бытовые нужды.
– Держи, мама, накрой ноги, сегодня прохладно, – заботливо смотрела на матушку Иринея.
– Мне что, самой это делать? – искренне удивилась женщина. – Давай, помоги своей матери. Не видишь она совсем обессилила от всех этих тревог, что сваливаются на ее голову из-за вас?
Фулия любила поговорить о себе в третьем лице. Сгущая печальные краски своего существования, она могла часами смаковать подробности, рассказывая о себе, как о героине романа и тем самым желая предстать в глазах слушателей той, кого непременно захотят спасти. Ей хотелось в столицу. Обычная жизнь в последнее время ее жутко тяготила, дети раздражали, а поклонник не оправдал ее романтических ожиданий. Фулия считала, что торговец свесил на нее своего сына.
