Суточное дежурство хирургической бригады больницы №10 областного города Благое подходило к концу. Оставалось сорок минут, и на смену заступят новые врачи. Это радовало. Дежурство было тяжёлым, по очереди успели поспать практически не более часа. Приёмным отделением служила небольшая комната. Выглядела она весьма невзрачно. Линолеум на полу давно потерял былую окраску от постоянного хождения по нему в обуви. Мебелью в комнате служили два стола, покрытые оргстеклом, расшатанные стулья, на которых можно было сидеть лишь с риском для здоровья, пара табуреток, кушетка, раковина для мытья рук после осмотра. Дальше по коридору располагался хирургический блок, но поначалу больные попадали именно в приёмный покой. Тридцатилетний врач-хирург Леонид Александрович, тараща глаза от усталости, сидел за столом приёмного отделения и описывал ход операции, которую он провёл не более часа назад. Кроме него и медсестры в приёмной никого не было. Из остальных врачей бригады – кто спал, кто был на операции.
Двери настежь распахнулись, и два санитара внесли носилки, на которых сидел молодой парень. Ветровка и рубашка у него были расстегнуты, и он, держась за левый бок, корчился от боли и стонал. Его поддерживал пожилой врач скорой помощи. Войдя в кабинет и поздоровавшись, врач «скорой» стал озираться по сторонам, ища дежурного врача и игнорируя Леонида Александровича, ответившего на его приветствие. По всему было видно, что доктора он принял за студента, потому продолжал молчать и озираться по сторонам. Леонид Александрович нисколько не удивился. Он действительно в свои тридцать выглядел весьма несолидно, если не сказать, как мальчишка. Среднего роста, худенький, с пухлыми губами и доверчивым взглядом серых глаз, – его все коллеги называли не иначе как Лёня, на что он первое время обижался, а потом привык.
– Что с парнем? – не дождавшись доклада врача «скорой», Лёня сам стал расспрашивать.
– На улице подобрали, какая-то женщина нас вызвала, – врач положил на стол перед Лёней данные словесной жалобы.
– Что с ним?
– Не дал себя осмотреть, жалуется на сильные боли в левом подреберье, говорит, побили. Это я расстегнул рубашку, хотел осмотреть.
Санитары опустили носилки ниже, и медсестра помогла больному перейти на кушетку.
– Мы поехали.
– Да, конечно, – Лёня тяжело вздохнул.
Мысль, что придётся отпахать дежурство минута в минуту, если не больше, будила в душе раздражение. Чертовски не хотелось вставать, хотя сидел он не на диване, а на жёстком табурете, но всё-таки это лучше, чем стоять за операционным столом. Маленькая искорка надежды, что сейчас ввалится Семён, который сегодня должен его сменить, и сам возьмёт новенького, умирала на глазах. Сёмка не приходил на дежурство раньше положенного, а предпочитал опаздывать. Недовольно взглянув на больного, Леонид Александрович всё же встал.
– Мужчина, вы лягте, чтобы я смог осмотреть вас, – он слегка надавил на плечо, побуждая больного лечь.
Лёня склонился над больным и положил правую руку на больное место в надежде пропальпировать. Его взгляд ненароком упал на крестик на груди парня. Он показался ему слишком знакомым.
– Какой у вас красивый и редкий крестик на груди! Очень редкий. У моего отца – такой же.
Мужчина не реагировал на слова. Стоило ему лечь, как он тут же поднялся и принял свою прежнюю позу, наклоняясь на левый бок. Очевидно, ему так было менее больно.
– "Ванька – встань-ка", – произнёс Лёня.
На первый взгляд, казалось бы, врач пошутил, но медсестра не улыбнулась, зная, что эти, вроде бы комичные, слова означали лишь неоспоримый симптом ушиба селезёнки.
– Чувствуете боль в левом плече? – расспрашивая больного, Лёня стал измерять ему давление.
