Сосны любят песчаную почву. И как они в мягком грунте не падают, а все тянутся до небес? Когда смотришь на стволы снизу вверх, ощущаешь собственную низкорослость среди толстых пик поднебесья. Чем старше дерево, тем меньше на нём веток. Мне нравится в сосновом бору: лес свободный и просторный, позволяет своим гостям беспрепятственно прогуливаться. Говорят, если душа немирная, то ели могут унять беспокойство, как только прикоснёшься к деревянному телу. Дух входит в сердцевину и задерживается внутри. Если дух уходит по длинным сообщениям корней глубоко в землю, может произойти разное. Например, вырастает колючий куст или сорняк, в зависимости от величины душевного недуга. Спустя время, когда иссохнут злокачественные отростки, земля их перемелет в перегной, удобряя почву для новых всходов. Так природа приводит в гармонию волнующийся океан жизни.
Бывает, дух стремится вверх, растворяясь в воздухе. Говорят, что везёт тем, кто попадёт под дождь, очищаясь в тот же миг. Но бывает так, что даже столь великие деревья не способны пропустить через себя вал душевной бури. А не справившись, чахнут без видимых причин, погибая изнутри. Кстати, именно поэтому в сосновых лесах часто водятся привидения. В это можно поверить, потому что здесь мы все как призраки западного военного округа. Солдаты, немного сержантов и чуть-чуть офицеров.
Что мы здесь делаем? Разворачиваем запасной командный пункт на протяжении почти полугода. Лагерь, скрытый в тени соснового бора.
Землянки, выкопанные на тяп-ляп черномазыми рядовыми, палатки из тяжёлого материала, сливающиеся с лесом под маскировочными сетями. Много военной техники, полевые кухни, дизельные электростанции, шум которых выдаёт военных. Связевые машины с антеннами, высотой с берёзу, передавали в прямой эфир позывные. Другие – шифровали сигналы, путая весь учебный полигон в провода. ЗИЛы с аппаратными кунгами стояли в капонирах, укрываясь от нежелательных глаз. В одной из машин сидел я, радиотелеграфист станции Р-140, дослуживающий последний месяц. Под тусклым светом тридцативаттной лампочки, слушая помехи в абсолютной бездеятельности и постоянном ожидании, я прекрасно себя чувствовал, хорошо защищённым от зудящих офицеров.
Прямой эфир сопровождался пикающими звуками, пересечениями позывных, иногда можно услышать азбуку Морзе, а ночью, именно ночью, словно открывался космический канал и мелодии Вселенной выливались в рубку. Не всегда приятные слуху, часто напоминающие рёв демонов или падение кометы. Иногда вклинивалась немецкая речь.
Каждый месяц летом мы выезжали в лес для тренировки связи, бывало чаще. Хорошее было время, словно отпуск за городом. Начальства почти нет, контроля тоже. Я читал книги, писал стихи и наслаждался покоем, размышляя о прекрасном. Но всё резко изменилось, когда подразделение в полном составе поселилось в лагере, вытаптывая траву как рогатый скот. От сержанта до командира бригады – все были тут.
Как раз во время учений я начал копать землянку для экипажа связевой машины. Дежурства не было, поэтому я проводил время в яме с лопатой в руках. По наступлении темноты мы собирались с товарищами, пользуясь свободой. Пятна жёлтого света на чёрном полотне леса выдавали военные тропы. Бездумная жизнь в ограничении рождала веселящие идеи. Так было и в этот раз. С помощью железной трубки, трубки от шариковой ручки, пластиковой бутылки и консервной баночки от свиного паштета на свет появилось нечто гениальное с точки зрения солдатской изобретательности. Удобен в переноске и прост в сборке, ингалятор для больных от скуки, походный инструмент моего вещмешка, желанный гость в любой компании, хоть и должен оставаться тайным в наших обстоятельствах. Первыми испытателями были мои товарищи: один – с немецкой фамилией, другой – романтичный фантаст в очках. Мы спустились с пригорка к железной дороге в низину, это было идеальное место для нашего первого испытания. Страх забрался под китель и ворошил там холодные росинки. Оглядываясь по сторонам, а точнее сказать, я не отводил глаз от возможных подступов.
