Туман над рекой был густым и вязким, будто город пытался спрятать от самого себя то, что в нём происходило. Вода внизу дышала холодом, и этот холод поднимался вверх, обволакивая набережную липкой влажностью. Машины проезжали редко, их фары разрезали серую мглу и тут же исчезали, будто свету здесь было запрещено задерживаться.
Анна стояла за кордоном и смотрела вниз. У берега копошились спасатели. Их движения были размеренными, словно ритуальными, и от этого казались ещё страшнее. Они вытаскивали из воды тело – мокрая ткань одежды прилипла к фигуре, руки безвольно болтались. Белый мешок зашуршал, когда его закрыли, и Анна ощутила, как в животе сжался тугой узел.
Она видела мёртвых раньше. Газетные расследования приводили её в морги и криминальные сводки чаще, чем хотелось бы. Но сегодня всё казалось другим – слишком близким, слишком личным.
Она закрыла глаза, вдохнула – и вместе с воздухом в лёгкие вошёл запах реки. Металл, сырость и что-то сладковатое, тошнотворное.
– Журналистка? – рядом прозвучал голос.
Анна вздрогнула и открыла глаза. Мужчина стоял чуть в стороне. Высокий, сутулый, с лицом, на котором будто никогда не спал. В руках – папка, из кармана плаща торчала пачка дешёвых сигарет.
– Анна Сергеевна, верно? – уточнил он.
Она машинально кивнула.
– Да… А вы?
– Соколов, – коротко представился он. – Думаю, вам лучше сразу знать: ваш интерес к этому делу может оказаться не просто профессиональным.
– Что вы имеете в виду? – Анна нахмурилась.
Он открыл папку, достал прозрачный пакет. Внутри лежал скомканный лист бумаги. Соколов повернул его так, чтобы она увидела: на бумаге было выведено её имя.
АННА.
Холод ударил сильнее ветра. Она смотрела на эти четыре буквы, и мир вокруг будто пошатнулся.
– Это нашли у него, – сказал Соколов спокойно. – В кармане.
Анна отступила на шаг, прижала ладонь к груди. Она хотела что-то сказать, но голос предательски дрогнул.
– Это… шутка?
– На шутку не похоже, – отозвался он. – Вы знали этого человека?
– Я… – Анна замялась. В горле пересохло. – Нет. По крайней мере, так мне кажется.
Соколов закурил, выпустил дым в сторону реки. Глаза его оставались спокойными, но Анна чувствовала: он не верит ей до конца.
– В таких делах «кажется» – слишком дорогое слово, – заметил он. – Вам стоит быть осторожнее.
Анна отвернулась к реке. Спасатели уже убрали тело в машину. Туман снова сомкнулся, и от всего, что произошло, остались лишь мокрый асфальт да гулкий стук собственных мыслей.
Она понимала: это только начало.
Анна шла по набережной, стараясь не смотреть на машину, в которую погрузили тело. Ветер доносил запах бензина, смешанный с речной сыростью. Люди вокруг уже начали расходиться: кто-то снимал происходящее на телефон, кто-то обсуждал случившееся вполголоса.
Её руки дрожали. Она сунула их в карманы пальто, будто могла спрятать не только пальцы, но и тот страх, что поселился внутри. Почему моё имя? Этот вопрос бился в голове, как птица о стекло.
Соколов догнал её.
– Вам нужно допросить себя самой, Анна Сергеевна. Где, когда и кому вы могли перейти дорогу?
Она усмехнулась горько:
– Вы говорите так, будто я виновата, что моё имя оказалось в его кармане.
– В таких делах виноват каждый, – сказал он сухо. – Одни потому что убивают, другие потому что мешают.
Они остановились у кофейни. Соколов бросил окурок, придавил его ботинком и, не спросив, зашёл внутрь. Анна последовала за ним. В кафе пахло жжёным молоком и корицей, но даже этот запах не перебил горечь у неё во рту.
Соколов заказал два чёрных кофе. Когда кружки поставили на стол, он посмотрел на неё долгим, внимательным взглядом.
– Ваша фамилия мелькала в старых делах. Вы писали про теневые схемы в строительстве, верно?
