Доктор Стивен Андерсон обошёл стол и протянул сидящей на диване пациентке стакан воды. Молодая женщина с трудом сделала несколько глотков, проглотила подступивший ком к горлу, встала и вернула стакан. Но подавить боль не удалось. Она рвалась наружу, не давая сделать вдох. Взгляд затуманивался, снова накатывало то самое отчаяние, когда хочется кричать, выть от боли и одиночества, рвать на себе волосы, задыхаясь в самых дальних уголках своего сознания.
Внезапно пациентка пошатнулась, доктор Андерсон поддержал её. Она всхлипнула, всё ещё пытаясь прогнать давящее ощущение в груди и висках. Но нечаянные прикосновения другого человека прорвали барьер. Слёзы потекли сами собой, сдержать их больше не было сил. Рыдания сотрясали всё существо, выкручивая тело, забирая последние глотки воздуха.
Опустошённая и разбитая пациентка внезапно почувствовала, что чьи-то руки осторожно её обнимают, гладят по волосам. Она медленно отодвинулась. Глаза расширились от ужаса.
Анна смотрела на доктора немигающим взглядом, полным отчаяния и паники. Сделала безотчётный шаг назад. Ещё один. Медленно села на диван. Доктор Андерсон следил за пациенткой. В его взгляде читались жалость и интерес.
– Анна, – медленно и успокаивающе начал доктор, – откуда этот панический ужас в ваших глазах? Ведь не произошло ничего плохого.
Пациентка судорожно сглотнула, пытаясь унять дрожь.
– Эмоциям нужно давать волю, – продолжал доктор. – Я здесь, чтобы помочь вам. Не нужно этого бояться. Я сделаю некоторые записи, вы не против? – он начал записывать, украдкой поглядывая на пациентку.
Ещё несколько секунд в глазах молодой женщины плескался панический ужас, но уже в следующую секунду она закрыла глаза, сделала глубокий вдох и открыла их. Лицо приняло спокойное выражение. Непроницаемая маска вновь заняла своё место.
– Как вы это сделали? – с интересом спросил доктор Андерсон. – Буквально несколько секунд назад ваши глаза и лицо выражали ужас. Вероятно, вас испугали мои объятия. Или, скорее, щекотливая ситуация, верно? Понимаю. Но как вы так быстро совладали с собой? Едва я дописал несколько слов, как даже ваши глаза стали обычными. Я имею в виду, может, вы используете какие-то дыхательные техники? Читаете мантры? Молитвы, может быть?
Пациентка отрицательно покачала головой. На лице не осталось даже румянца.
– Вы боитесь проявления своих чувств?
– Да, – наконец она ответила. – Я не люблю их проявлять, чувствую себя при этом глупо. Видимо, меня в детстве этому не научили.
Доктор сделал некоторые пометки в блокноте.
– Хорошо. И раз мы заговорили о детстве, можете рассказать о нём? Только, думаю, стоит договориться. Хоть в моих объятиях не было ничего предосудительного, я лишь оказался рядом, когда вам было очень плохо, и проявил сочувствие, как сделал бы любой на моём месте. Однако не стоит рассказывать об этом кому-либо, как думаете, Анна?
Она смотрела в окно.
– В конце концов, я ведь профессионал! – он со стуком опустил руки на стол, лицо покрылось румянцем.
Пациентка вскинула взгляд на доктора. Он тоже посмотрел на неё. Её глаза, сначала расширившиеся от удивления, сузились. Она что-то обдумывала.
– Почему вы так на меня смотрите? – спросил врач. – Что вы увидели?
Она пыталась сказать. Её лицо выдавало несколько эмоций. Мысли лихорадочно сменялись в голове.
– Что вы видите, Анна? – снова спросил он. – Что вы увидели?
Она молчала.
– Вы не можете это произнести? – лицо врача было уже совершенно спокойно. Ни следа недавней вспышки. – Вы не доверяете мне, верно?
Хоть это и было вопросом, но звучало больше как утверждение.
– Вам могло показаться, что я так отреагировал, потому что увлёкся вами, верно? Но вы не можете допустить этой мысли. Тем более высказать её вслух. Вы не допускаете симпатию к себе, пока мужчина не скажет об этом. Даже и потом вы уверены, что это всё равно несерьёзно. Что, когда он узнает вас поближе, его чувства пройдут. Вы не допускаете, что вас можно по-настоящему любить. Не можете позволить себе верить в это.
