День 3. Сегодня впервые повесил мишку на забор. Кажется, я разбудил Нечто в глубине колодца под домом. Нечто живое. И голодное.
Во дворе пятиэтажек, затерянных между заводскими трубами и ржавыми гаражами, царила тишина, которая не была обычной тишиной. Она дышала и легонько подрагивала на ветру – как уши спящего хищника.
Покосившийся полувековой забор и еще более древние, чем дом, скрипучие тополя были увешаны мягкими игрушками. Медведи с облезлыми ушами, зайцы с вырванными лапами, зияющие пустыми глазницами собачки – все они висели, привязанные и прибитые, будто трофеи забытого культа.
Никто не знал, откуда пошла эта традиция. Говорили, что однажды утром двор просто проснулся в объятиях забора, усыпанного плюшевыми телами. С тех пор их становилось только больше. Их снимали – они возвращались, или на следующий день на том же месте висела новая, еще более потрепанная кукольная ветошь, будто вырытая на кладбище плюшевых тел.
Катя переехала сюда месяц назад, и с первых же дней ее, как иллюстратора и ценителя мистики, цепляла эта странная эстетика: одновременно отталкивающая и завораживающая. Она рисовала персонажей для детских книг – зверей с большими глазами, монстров, сказочную нечисть – натренированный глаз улавливал и запечатлевал каждую деталь: как потускнели глаза-пуговицы до матовой черноты, как мех свалялся в жесткие колтуны, как сквозь дыры в разодранных боках сереет заплесневелая набивка. Родители выбору первого места самостоятельного обитания были удивлены, но потом решили поддержать, понимая, что творческие люди порой непостижимы.
По-настоящему жуткими игрушки становились после дождя: мокрые, тяжелые, с головами, свисающими под собственным весом, будто безжизненные трупы. От них пахло плесенью, мокрой шерстью и чем-то приторно-сладким, как залежавшаяся сахарная вата, забытая под дождем. Этот запах цеплялся за горло, вызывая тошноту и непонятное чувство ностальгии по чему-то, чего никогда не было.
По ночам, когда ветер гнал тучи по небу, тополя начинали стонать. Кате казалось, что стонут не деревья. Стонут плюшевые монстры. Суставы лап поскрипывали на веревках, набивка шуршала, как сухожилия, а из глубины ваты доносилось тихое детское всхлипывание – будто сотни подавленных и проглоченных слез пытались вырваться наружу.
Выходя из дома или возвращаясь, Катя не отворачивала глаза от дворовых монстров, уходя в себя, как это делали ее соседи. Она пристально, подолгу всматривалась в глаза-колодцы и стога синтетических колтунов – страшные игрушки вдохновляли ее на создание новых персонажей для заказчиков.
Однажды девушка не удержалась и дотронулась до одного медведя. Его мех оказался холодным и склизким, будто напитавшаяся потом после интенсивной тренировки футболка или обслюнявленная подушка на сквозняке. Катя отдернула руку – и почувствовала, как по пальцам пробежал легкий ток, будто игрушка высасывала что-то из нее, как заставшая врасплох пиявка на речном дне. В тот же миг в голове мелькнул образ матери – ее лицо, голос, запах… – и тут же схлынул, оставив после себя пустоту и легкую тревогу.
Катя вернулась домой и выпила успокоительное – две таблетки, как прописал врач. Глубоко вдохнула – выдохнула с облегчением. Вода была теплой, привычной. Но когда жидкость коснулась языка, рецепторы уловили сквозь горечь лекарства сладковатый и тошнотворный привкус мокрой ваты.
Девушка скривилась и сплюнула в раковину. Посмотрела на таблетки – обычные, чуть желтоватые, ничем не пахнут. Понюхала стакан – вода как вода. Только во рту раздражало послевкусие, напоминающее вкус забытого детства, которое никогда не было ее.
***
Комната напоминала логово творческого человека, который порой слишком долго не выходит на улицу. На стенах – постеры, винтажная литография совы, распечатка скетча с выставки в Третьяковке, обложка забытого альбома 90-х, которую Катя когда-то хотела проиллюстрировать. В углу – мольберт с недорисованным эскизом лесного духа. На столе – графический планшет, рядом – кружка с надписью «ДА, сейчас», в которой три растаявших зефирки плескались в остатках какао. Катя запила таблетки оставшейся водой из стакана, а затем отполировала глотком зефирного какао, чтобы прогнать противный вкус таблеток уютной горчинкой шоколада.
