Пиллау строили три столетия, а разрушили за неделю. Артиллерия,
авиация и уличные бои превратили город в свалку дырявых и пустых
коробок, полузасыпанных щебнем, битым кирпичом и черепицей.
Балтийский ветер сдул дым пожаров и тучи пыли, и мёртвый город
лежал на полуострове, вывернув внутренности, во всём очевидном
ужасе недавнего штурма. Над руинами торчала красно-белая башня
маяка — маяк не тронули, потому что он служил ориентиром для
русских бомбардировщиков. Воды утихших гаваней отражениями
удваивали перекошенные надстройки и мачты затопленных судов. На
площади у памятника курфюрсту беззвучно разевали рты старинные
гвинейские пушки — они словно выли, взывая к небу: «Пиллау-у!
Пиллау-у!..»
Винцент Клиховский не сочувствовал этому городу. К чёрту Пиллау.
К чёрту Берлин. К чёрту Дрезден, Гамбург, Франкфурт, Кёнигсберг и
Кёльн. Пусть немцы на своей шкуре испытают то, что испытали поляки.
Пусть города Германии станут такими же, какой стала Варшава осенью
сорок четвёртого.
Он, Клиховский, должен был погибнуть в Пиллау. Должен был
сгореть в каземате форта «Штиле», когда заговорщики взорвали
подземный завод, или упасть убитым в расстрельный ров, когда немцы
зачищали концлагерь перед отступлением. Но он уцелел. А
Пиллау — нет. Однако из-за этого Клиховскому сейчас
приходилось носить имя Пауля Бадштубера — несчастного беженца,
которого он убил и у которого забрал документы. Клиховский не
хотел, чтобы русские загнали его в фильтрационную зону для
интернированных. У него в Пиллау ещё были недоделанные дела. Ему
требовалась свобода.
— Господин Бадштубер, не спешите, пожалуйста! — попросила
фрау Берта.
На пару со старенькой фрау Бертой Клиховский таскал тяжёлые
носилки с мусором. Мусор вываливали в автомобильный прицеп. Над
городком сияло майское солнце — ясное, как победа. Мир
воцарился в Пиллау две недели назад, когда немцы сдали Шведскую
цитадель и откатились за пролив Зеетиф; сейчас уже невозможно было
поверить, что совсем недавно вокруг пылал кромешный ад. Как в нём
выжила фрау Берта, беспомощная вне отлаженного порядка?
Немногочисленным немцам, оставшимся в Пиллау, русская
комендатура приказала расчищать улицы, чтобы тягачи уволокли
разбитую технику. За это немцев кормили. В обед и в ужин приезжала
русская полевая кухня; солдат в грязном фартуке шлёпал в тарелки и
кастрюли горячую кашу. Почтмейстер господин Норберт Рот был избран
жителями улицы Проповедников старостой; он вёл журнал учёта, хотя
русские не сверяли количество работников и едоков.
Русских заботили проезды через разрушенные кварталы
Хакена — так назывался район Пиллау между аванпортом, каналом
Иннехафен, Крепостной гаванью и Шведской цитаделью. Улицу
Проповедников перегораживал танк «Панцер-3», грузный, но с
маленькой башней и коротким орудием. В борту у танка чернели две
рваные дыры, тупой затылок башни и корма обгорели. По узким
плоскостям брони ползли бело-серые разводы зимнего камуфляжа. В
вермахте рассчитали, что война до лета не дотянется, а потому из
экономии не перекрасили боевую технику в летние цвета. Это было
очень по-немецки.
Женщины, дети и старики, жители улицы, разгребали груды мусора
на мостовой. Доски и балки распиливали на дрова, цельные куски стен
разбивали кайлами, пригодные кирпичи аккуратно складывали на
тротуаре в штабель. Поодаль выстроились спасённые вещи: пыльные
стулья, решётка от камина, поцарапанная швейная машинка, комод без
ящика. На расстеленную скатерть сносили разрозненную посуду:
тарелки, чашки, серебряные ложки, фаянсовый чайник. Щепетильный
господин Рот переписывал находки в журнал.
Улица Проповедников была плотно застроена домами в два-три
этажа. В перспективе открывалась площадь — разумеется,
Адольф-Гитлер-плац. Один угол площади исчез под обломками рухнувшей
ратуши. На другом углу располагался ресторанчик «Немецкий дом»,
русские приспособили его под офицерскую столовую. Возле
ресторанчика урчал двигателем толстоносый грузовик «бюссинг»,
мощная трёхосная машина; в кузове грузовика сидели десяток солдат.
У кабины стояла молодая женщина, офицер, а рядом — человек
гражданского вида: весеннее пальто, шляпа, круглые очки. В
офицерской форме советской армии Клиховский ещё не разбирался, а
гражданского он узнал: доктор Пакарклис из Вильно, историк и юрист.
До войны Клиховский не раз встречался с ним на конференциях,
посвящённых Тевтонскому ордену. Что здесь делает Пакарклис?.. Не
важно. В любом случае это шанс.
