Я не могу так.
Боль от предательства Хейдена пронзает меня, вызывает судороги по всему телу, и жемчужины у меня в руке звякают друг о друга. Едва слышный звук кажется грохотом барабанов. Или это стучит мое сердце? Я могла бы поклясться, что оно остановилось в ту секунду, когда он вошел в пентхаус.
И отчаянно хотел дотронуться до меня.
Я делаю вдох, чтобы собраться с силами, и вскидываю голову. Если я сейчас не дам ему отпор, то уже никогда не смогу.
– Откуда они у тебя, Хейден? – я повторяю вопрос, заданный секунду назад, и пусть мой голос все еще дрожит, моя решимость непоколебима. – Мне нужно знать.
Он выдерживает мой взгляд, отстраненность его выражения лица опустошает меня.
– Ты уже знаешь.
Я качаю головой, то ли отвечая ему, то ли пытаясь все отрицать. Точно не знаю.
– Нет, у меня есть лишь подозрение, которое нужно подтвердить.
– Что ты хочешь услышать, Калиста?
Я вздрагиваю, услышав свое полное имя от него. Я собираюсь с силами, зажимаю жемчужины в кулак и упираюсь рукой в бедро.
– Правду. Это все, что мне нужно от тебя.
– Ты не знаешь, чего хочешь, – он отводит глаза, и в этом жесте я вижу редкую для него нерешительность. – И это не важно, пока я не найду того, кто виновен в нападении на тебя.
Я моргаю один раз, второй, и моя мучительная боль превращается в ярость.
– Что?
Хейден возвращает взгляд на меня, на этот раз мне становится тягостно от него. Он не отпускает меня, зажимая со всех сторон, пока я не втягиваю голову в плечи. Невысказанные мысли, крутящиеся в его сознании, громко слышны в тишине комнаты, и я почти жалею о том, что выступила против него.
– Не важно, – говорит он, сжимая свою переносицу. – Твоя безопасность важнее всего.
– Как я могу чувствовать себя в безопасности, если это ты преследовал меня?
– Только чтобы защитить тебя. Примешь ты это или нет – твой выбор.
Я фыркаю.
– Объясни, как меня может защитить то, что ты пугаешь меня до усрачки.
– Не выражайся, Кэл…
– На хрен выражения и на хрен все эти обтекаемые ответы, – говорю я в одном децибеле от крика. – Скажи мне, как можно оправдать то, что ты вломился в мою квартиру, украл мои вещи и потом еще имел наглость сказать, что это для моего же блага?
В глазах Хейдена мелькает вспышка, он хватает меня за плечи и прижимает к себе.
– Разве ты не понимаешь, как беззащитна ты была, разгуливая по городу ночью? Знаешь, что могло случиться, если бы я не присматривал за тобой? Или такую правду ты не хочешь признавать?
Я толкаю его в грудь. С таким же успехом можно толкнуть гору, и я опускаю руки от бессилия, все еще сжимая жемчужины.
– У меня не было выбора. Но я уверена, легко судить, сидя у себя пентхаусе. Можешь говорить что угодно, но я не верю, что дело лишь в моей безопасности.
Он наклоняет голову, пока наши лица не оказываются в считаных дюймах друг от друга, а выдохи не сплетаются между собой.
– Я хотел трахнуть тебя, – говорит он глубоким и низким голосом. – Я хотел тебя больше, чем любую другую женщину в своей жизни. Я пробрался в твою квартиру и взял твое ожерелье, чтобы удержаться подальше от твоего тела. Так что да, я хотел защитить тебя от мира, но еще и от себя, и от того, что я мог сделать с тобой.