«Споры о переносе даты Нового года
быстро закончились выбором другой планеты
для празднования»
Из вечернего стендап-шоу
«Раньше люди не задумывались о бесполезности понятий времени и пространства в космосе, и продолжали беспомощно за них цепляться, пока не осознали, что в космосе важна только энергия…»
Из заключительной речи знаменитого астрополитика
Глава первая – короткая трагичная
Я жду рождения звезды, которая вот-вот оборвет мою жизнь. И сколько не всматривайся в тёмное небо – не угадаешь, где она сейчас вспыхнет.
Ирония в том, что я сам тушил звёзды тысячами, а теперь одна единственная потушит меня. Хотя какая теперь разница…
Тонко пахнет фиалками. Значит все кончено. «Надежда умирает последней», чтобы это не значило у древних. Она умрет, сгорит вместе со мной и моими наивными мечтами. Другого выхода нет – я должен остановить…и остановиться. Пусть девчонка будет счастлива и ее народ тоже. Пусть о них никто ничего не узнает.
Её огромные карие глаза… заглянуть бы в них, хоть еще разок.
Я ухожу добровольно, а вот планету жалко, красивая она получилась…
Ну, давай же! Избавь меня от мучений и оборви ниточку, звезда класса А7!
Глава вторая – скучная техническая
Глеб на своем дне рождения произнес странный тост, в котором он поведал, что когда-то людей после смерти выносили из дома вперед ногами и называли покойниками, и считалось, что спустя сорок дней, они устремлялись к далеким звёздам. Мы с Ильей весело хмыкнули, а вот Стену дошло не сразу, а когда он понял, к чему клонит Глеб, он чертыхнулся и перебил его:
– Не дай, Маскус, такому случиться. Мы живы и будем жить. Пусть мы летаем вперед ногами, и отдыхаем сорок дней, нас никто не выносит из дома, мы совсем не похожи на твоих покойников.
– Тебе виднее, – ответил Глеб. – Но наша четверка, каждый раз так далеко уходит в будущее, что после возращения нас уже никто не ждет и не помнит.
Стен было открыл рот, но мы с Ильёй подняли рюмки, и, чокнувшись с Глебом, закричали:
– Ура! За покойников!
Стен нехотя, но присоединился к нам.
…Я зевнул, потом растянул губы в мимической команде «улыбка фавна» и слегка подмигнул системе, вызывая внешний сферический обзор. Илья частенько тоже подмигивает мне, глупо скалиться, корчит рожи, намекая на мое упрямое нежелание забыть про мимическое управление очками. Затертая до дыр шуточка, несмешная. Конечно, я давно перешел на мысленное управление, а мимическим пользуюсь только для тренировки мышц лица. Будущему актёру театра это необходимо.
Театр, вот что будоражит моё воображение. Раньше люди придумывали истории, персонажи, мотивацию, думали над средствами выразительности, искали новые формы, но после появления первобытных компьютеров и игр с сюжетом, все изменилось. Нам разонравилось ходить в театры, и единственным пристрастием стала виртуальная реальность. Но по-настоящему в зависимость она переросла после появления виртуальных очков, способных совместить сон и виртуальную реальность. Так появился фильмосон. Режиссеры филмоснов почему-то стремились максимально приблизиться к органике сна, к его нереальности и запутанности. И зрителям это нравилось. Как оказалось, спящий человек очень нелогичное и аморальное существо. Я не люблю филмосны, мне больше нравятся старые пьесы, в которых есть смысл и играют живые актеры.
Уменьшив масштаб до сотни световых лет, я проследил за темно-зеленой точкой, движущейся к центру галактики. Скорость меня порадовала, это был своеобразный рекорд – тысяча семьсот скоростей света, и всё благодаря высокой плотности доступной энергии. За точкой тянулся черный след из потухших звёзд – чёрная царапина на сверкающем звездном холсте, как говорит Илья.
Все периферийные части галактики давно освоены, другое дело её центр – кипящий котел из звёзд, темной материи, излучений на любой вкус, где бушуют гравитационные шторма, и легко навечно сгинуть в узлах Времени. Для тестировщика планет здесь работы предостаточно.
