– Ну, так и что, где стоит, какие есть бумаги?
– Слушай, батяуже давно ласты склеил, почем я знаю, где и что за бумаги. Не привык я много знать, привык только много бумаг денежных купюр в руках перелистывать, причем мало напрягаться, чтобы их добыть. Какая разница, можно забыть, а еще лучше взять в аренду, потом покопаться, а там, мало ли, и собственник всплывет.
– Какой собственник?
– Ну, ты крюк и тупишь. Познакомься, перед тобой будущий потенциальный собственник. Я то, брат, привык удачу ловить. Адреналин жилы греет, жестокость с ним в перемешку, но видишь залет очередной, тоже адреналин, а че, братву приобретаешь, опыта набираешься, ну правда вертухаи эти вот где уже, а куда без их подогрева. Если б не отдельная нам камера, сам знаешь что.
– Что волк, что? Вот скажи что? Хотя, не, я сам скажу. Оба по 105-й да, ты ж понятиябратков никогда не брал в голову, тебе все они по барабану и всё вообще, потому братва тебе чуть брюхо и не вспорола. Одно дело на воле игнорить, другое в камере базарить, когда пред тобой система в 100 раз тебя круче. Не е, ты ж смелый, не система тебе не урок, ни пацаны при кланах. А ты не хуже меня знаешь, что не только тут в камере система, а также у ментов своя система, на улице, в метро, в переходе, в офисе не важно. Не влипаешь в неё, раз тебе хоть мелкая, хоть крупная проблема, но нарисовалась. Волк ты, брат, одиночка, а я сам знаешь паровозом за тобой случайно пошел, что вступился. Назад ходу нету, сделано. Теперь пока срок не догуляю, голову как крысе высунуть не дадут. Далеко ли мы уйдем одни в лесу, без поддержки и без группы, без стаи, если метафорить.
– Заткнись крюк уже а. Надоел твой базар философский, бестолковый. Пять лет уже вдвоем чалемся, а ты мне лясы точешь. Позняк каяться. Сиди не рыпайся. Вот потерпи еще пол года. Почти разом на волю выкатим. Бабла возьмем, под Питером заляжем, да и хоть за бугор, хоть куда. Вали куда хошь. Ты мне, я тебе ничего не должен.
– Красиво говоришь волчара, только бабки с неба не падают, а с тобой уж лучше, чем кат ты, один по жизни. Раз я прицепом, то пока будь добр, потерпи моё общество. Авось сгожусь тебе на что. Ведь тоже резюме, какое никакое имеется.
***
– Разрешите товарищ майор!
– Заходи Коновалов, заходи, давно жду.
– Как Вы и просили, Крюков Валерий Павлович. Отбывает наказание в местах строгого режима. Осужден по статье 105…
– Положи дело. Сам посмотрю. В двух словах. Что натворил, давно сидит, чем дышит, мамки, папки, передачи, бабы, братья, друзья?
Мать умерла год назад, онкология. Отец пьяница был. После смерти матери баб стал таскать, квартиру заложил, деньги спустил. Остался сын гол как сокол. Учебу до конца оплатить не успел. Отчислили нашего Валерия еще со второго курса мединститута. А ведь семья ж была нормальная…
– Ближе к делу, Коновалов.
– В итоге убил он папеньку то своего, когда риэлторы на пороге оказались. Не простил еще и то, что денег на операцию для матери не нашел; бабы эти по пьяни, учеба несостоявшаяся. Квартира была последней каплей. Прямо в парадной ножом кухонным как свинью его всего изрезал. Потом исчез. Был подан в розыск. Пока денег на жизнь добывал, еще двух водителей дорогих иномарок прирезал тем же ножом: гражданку Кавицкую на ауди, мать двоих детей и гражданина Удалько на джипе. Средств материальных взял не много, но для рецидива и статуса «особо опасен», ему хватило. Экспертиза признала вменяемым, хотя заметку дали на расстройство и аффект. Теперь он не отца, а весь мир в бедах своих винит. Сидит в одной камере с Волчковым Кириллом Андреевичем, по кличке волк…
– Стой, а вот с этого места поподробнее. А я никак связать не могу этого Крюкова пустышку с таким отмороженным преступником как Волчков. Волчков сейчас в особой разработке… Впрочем, ладно, потом. Продолжай.
