«Кто-то влез на табуретку
На мгновенье вспыхнул свет
И снова темно…»
И.Ф. (Егор) Летов
Решительные перемены давались ему с трудом. Люди подобного склада, начиная с определённого возраста, медленно, но верно привыкают к однажды заведённому образу жизни, размеренности, стабильности, комфорту. Интересно, что степень комфорта при этом не имеет решающего значения. Комфортные условия такой человек создаёт себе сам. Для одного необходим особняк вдали от любопытных глаз или, по крайней мере, просторная, со вкусом обставленная квартира с домовитой женой или опрятной служанкой. Для другого достаточно тщательно охраняемой от посторонних ушей и глаз комнаты, а лучше, скромной, но комфортабельной квартирки, где каждый предмет интерьера, не говоря уже о мебели, имеет свою историю, своё значение и смысл в жизни хозяина.
Владельцем подобного уютного логова может оказаться крайне неряшливый тип, регулярно позволяющий своим сокровищам покрываться толстым слоем пыли. Встречаются и отчаянные чистюли, для которых каждое пятнышко на полировке стола, на благородно поскрипывающем паркете и даже на сверкающем утренней свежестью унитазе – повод для серьёзного расстройства.
Наш герой возлюбил комфорт, уют, стабильность и размеренность жизни с раннего детства. В возрасте мальчишеской безалаберности он, конечно, мог позволить себе безоглядные шалости в уличных играх на открытом пространстве, но только не дома. Приятели, норовящие скинуть со стола конфетный фантик или, паче чаяния, разбить блюдце в родительской квартире, вызывали в нём тревогу и недоверие. В последующей жизни он старался тщательно выбирать спутников на своём пути, отстраняясь от сомнительных друзей и легкомысленных женщин. Впрочем, подобная избирательность в людях, как и в предметах обихода, не уберегла его от ошибок и удручающих неприятностей.
Следует предположить, что в характере нашего героя присутствовала некая противоестественность. Излишне скромный и рассудительный в детстве, в зрелом возрасте он начал позволять себе чрезмерные вольности, чтобы на склоне лет прийти к удивительному выводу: к неустроенности общественной и личной жизни, как и к пугающим на первый взгляд переменам следует относиться спокойно, как к данности. Подобные мысли принесли гармонию, жизнелюбие, даже человеколюбие, пожалуй. Жаль только, что на часах нашего героя шёл уже не четвёртый, а седьмой десяток лет. Строить новую, прекрасную жизнь, без оглядки на прошлое и на досужих доброжелателей, оказалось поздновато. Косвенным, но важным, доказательством подобному утверждению стали проблемы со здоровьем. Маленькие, большие, а затем и очень большие болячки навалились на пожилого мужчину тяжёлой ношей, ограничивающей свободу и радости жизни.
Люди имеют привычку рассуждать о справедливости и часто приходят к выводу о том, что её в нашем мире не существует. Возможно, нам не следует вспоминать о ней вовсе? Откуда нам знать о высшей справедливости, если такое слово присутствует в лексиконе небесных сфер? Отчего к главному делу короткого человеческого века нас часто ведёт долгий, извилистый и тернистый путь? Как бы то ни было, наш герой нашёл себя, свою стезю и отдушину, лишь во второй половине жизни.
Способность излагать мысли в письменном виде открылась ему в детстве и использовалась по мере необходимости, но найти ей достойную точку приложения удалось лишь после сорока лет. Жизненный опыт ли помог появлению идей, просившихся на бумагу, или то самое ощущение свободы от железобетонных законов обыденности? Да так ли это важно? Замыслы рождались налету, он обдумывал, анализировал и писал, писал, писал, прекрасно понимая, что за него это не сможет сделать никто на целом свете. Времени на реализацию идей, как водится, постоянно не хватало. Приходилось сосредотачиваться на главном, отсекая второстепенные цели, как в творчестве, так и в жизни. Однако новый жизненный этап вскоре стал напоминать ещё и гонку со стремительно нагоняющими человека болезнями. Они настигали, он пытался сопротивляться. Иногда удавалось оторваться от недугов, но чаще мужчина осознавал превосходящую его возможности силу противника и принимал новые правила игры. Болезнь заставляла соблюдать постельный режим, он продолжал писать книги, лежа на кровати в своей уютной квартире. Врачи требовали заключения больного в стационар, он продолжал писать в палате, раскрыв ноутбук или блокнот на своём животе, укрытом больничным одеялом.
