Меня зовут Кьяра ди Лукарини, и я маркиза Тосканы. Моя мать
Елена Фарнетти славилась своей выпечкой и искусством делать минет.
Она не чуралась никого и ничего, лишь бы заработать несколько
жалких евро, чтобы я, ее ненаглядная девочка, ни в чем не
нуждалась. Вместе с ней я ходила в богатые дома, где она пекла
пироги и хлеб, а заодно обслуживала хозяина дома. Старые и
молодые, богатые и не очень, они все восторгались ее умением. Когда
я в первый раз поняла, чем она зарабатывает на жизнь, сказать
трудно. Но помню, что уже в семь лет подглядывала за ней и каким-то
толстым господином, устало развалившимся в кресле. Моя мать, к ее
чести будет сказано, всегда оберегала меня от этого гнусного
промысла. И когда я с детской наивностью спрашивала ее об этом,
она весело отмахивалась и отвечала, что так сложилось. И если
эта работа приносит деньги, то кто она такая, чтобы ее чураться?
Как обычно, хозяйки дома узнавали последними о таланте моей матери,
и нас с треском выгоняли вон.
- Скоро по всей Тоскане домов не останется, - грустно шутила
мать, но не унывая нанималась к новым хозяевам. Так мы и попали с
ней в имение господина ди Лукарини. Только не самого маркиза, а его
дядюшки Бруно. Лысый плюгавый старик слыл страстным любителем
Никколо Поганини, хорошего красного вина и классического минета.
Жена Бруно давно покоилась в фамильном склепе родового замка, а
экономку Сильвию, ведущую дом старика, пристрастия хозяина не
интересовали. Небольшой особняк, заросший сад, виноградники и
оливковая роща составляли все имущество господина Бруно. Старый
дом, набитый антикварной рухлядью, больше пугал, чем вызывал
интерес. Поэтому я проводила все свободное время в маленькой
комнатке, отведенной нам с матерью. Делала уроки, шила куклам и не
сразу поняла, что у матери появился воздыхатель. Только когда
старик Бруно покачал головой и с сомнением бросил:
-Ты уедешь с ним, Елена?
Я подглядывала за ними в приоткрытую дверь и после слов Бруно
догадалась, что моя прекрасная и дорогая мамочка влюбилась в нового
садовника и собирается за него замуж.
- Надо хоть раз в жизни сходить замуж, синьор Бруно, - с улыбкой
ответила мать, по привычке становясь на колени между его ног.
Лукарини медленно расстегнул брюки, доставая член, и недовольно
поинтересовался:
- Он знает?
- Нет, синьор, - весело прощебетала мать. – Фредо понятия не
имеет. Пусть спит спокойно, - хохотнула она.
- Он с Сардинии, Елена. – Мотнул головой Бруно. – Там
народ дикий.
- Он обещал удочерить Кьяру, - тихо заметила мать.
- Сейчас происхождение мало кого волнует, - поморщился
хозяин. – Полно аристократических семей, где дочери рожают от
любовников и никогда не вступают в брак. И их дети имеют все права
наравне с рожденными в браке…
- Это у вас, аристократов, так принято, а у простого люда еще
сильны нравственные устои, - с жаром опровергла мать.
- Особенно у тебя, Елена, - расхохотался старик, наклоняя голову
матери к своему члену.
Я убежала на кухню, стянула там пирожок и, вернувшись обратно,
завалилась на кровать, мечтая, как стану жить на Сардинии и какие
там у меня появятся друзья. Поджидая мать, я не заметила, как
задремала, а когда открыла глаза, в комнату пробрались сумерки. Я
бросилась на поиски, хотя долго искать не пришлось. Мать все еще
находилась в комнате Бруно, только теперь сидела на краешке
высокого стула и нервно теребила подол.
«Что еще могло случиться?» – подумалось тогда мне.
- Кьяра, зайди! – резко приказал Бруно. Мать тихо охнула, а я не
посмела ослушаться.
- Сколько тебе лет, малышка? – полюбопытствовал хозяин, хотя
должен был и так прекрасно знать.
- Двенадцать, - бойко ответила я.
А Бруно печально глянул на мать и пробормотал чуть слышно:
