Открытая терраса загородного дома; вдалеке, над крышей, – горные вершины. Тяжелый старинный стол, на нем – несколько книг и корзинка для шитья, и несколько простых стульев. Может быть, терраса увита виноградом или глицинией; может быть, у дома растет смоковница, но не надо забывать, что это не дача, а дом, где живут круглый год. Слева – изгородь. Калитка выходит на дорогу. Без сомнения, по этой дороге не так уж часто ездят.
Солнечное утро. Сцена пуста. Выходит Тетя Матильда, зовет слугу. У тети Матильды, как и у тети Анхелины, с которыми мы не замедлим познакомиться, воображение богаче, чем разум, обе они увяли от одиночества и безбрачия. Возможно, что их неподкупная манера одеваться делает их старше, чем они есть на самом деле, но в действительности (позволим себе заметить), им немногим больше пятидесяти. Матильда отличается властностью и опасной склонностью к речам. Анхелина много тише и предпочитает музыку. Они живописны, от них веет духом старых вееров и семейных альбомов. Но автор, испытывающий к ним непреодолимую нежность, строго запрещает делать их смешными.
Эусебьо – обыкновенный театральный садовник.
Время и место действия произвольны. Но, несомненно, умный режиссер выберет пейзаж, максимально напоминающий север Испании и эпоху возможно более мирную и приятную для жизни…
Матильда. Эусебьо!.. Эусебьо!..
Голос Эусебьо. Иду, сеньора, иду!..
Входит Эусебьо. В руках у него ветка цветущего миндаля, голова повязана большим платком.
Матильда. Вы еще здесь? Поезд придет с минуты на минуту…
Эусебьо. Ну, торопиться некуда.
Матильда. Некуда – на больших часах двадцать минут одиннадцатого!
Эусебьо. А на моих – без пяти десять. Так что, я думаю, сейчас ровно четверть одиннадцатого.
Матильда. Вы считаете, что в четверть одиннадцатого незачем торопиться к поезду, который приходит в десять двадцать две?
Эусебьо. Да ведь поезд в десять двадцать две никогда не приходит раньше одиннадцати!
Матильда. А если сегодня он случайно придет вовремя?
Эусебьо. Вы не беспокойтесь! Такого точного поезда второго не сыщешь! Тридцать лет приходит в одно и то же время.
Матильда. Ну как бы то ни было, поторопиться надо. Коляска готова?
Эусебьо. Да, у крыльца стоит.
Матильда. Что это за белые цветы? Я сказала нарезать зеленых веток.
Эусебьо. Верно. Вы сказали, что ветки и что зеленые, а сеньорита сказала, что цветы и что белые. Вот я и нарезал с миндального дерева – тут и то, и другое.
Матильда. На этот раз бог с вами. Но не забывайте, что в доме распоряжаюсь я! (Ставит ветки в кувшин на окне.)
Эусебьо. Я бы хотел и с вами и с сеньоритой не ссориться…
Матильда. Дурная система, мой друг… Тех, кто идет справа, побивают каменьями слева. Тех, кто идет слева, побивают каменьями справа. А тех, кто посередине, побивают каменьями с обеих сторон.
Эусебьо. Да, я помню, сеньор еще говорил: в этом трагедия нашей эпохи.
Матильда. Кстати, о каменьях… Почему у вас перевязана голова?
Эусебьо(снимает платок). Да так… сеньорита Анхелина…
Матильда. Моя сестра бросила в вас камнем?
Эусебьо. Она уронила на меня цветочный горшок с балкона.
Матильда. Что за дитя!.. Бедняжка всегда была немножко нервна. А теперь, когда мы ждем сеньориту Лухан, она совершенно невыносима!
Эусебьо. Я бы на вашем месте сегодня ее одну не оставлял. Она снова не закрыла кран в ванной, и всю лестницу залило. Потом она курам в корм влила майонез…
За сценой – робкие и весьма спорные звуки «Сказок Венского леса».
Этот вальс, сеньора, он вам ничего не напоминает?
Матильда. Штраус! Не совсем верно поет… Но, без сомнения, Штраус. Что же в нем особенного?
