Тысяча восемьсот шестьдесят пятый год. Петербуржская осень…
Сумрачный вечер в Северной Венеции может вызвать разные чувства.
Печаль, задумчивость. Тревогу…
Вечером сыро. Прохладно. Как стремительно переменилась
погода…
Карета, запряженная четырьмя гнедыми, медленно ехала по
мостовой. В сгущающихся сумерках она не привлекала к себе особого
внимания, только стук копыт лошадей говорил о присутствии
припозднившегося путника.
Поздно… Слишком поздно. Она никогда не возвращалась домой в
такое время. Дама, сидевшая в карете, нервным движением поправила
скрывавшую лицо вуаль. Черная ласточка, оказавшаяся взаперти. Она
чувствовала себя птицей, посаженной в клетку. Почему же это так
сложно? Так неправильно…
Еще час назад забывала обо всем, отдаваясь бесконечному счастью.
Не существовало ничего. Ни ее самой, ни людей вокруг, ни
опостылевшего дома… Но счастье мимолетно. За краткий миг блаженства
приходилось платить бесконечной тревогой и страхом.
Оставалось лишь надеяться, что она не забыла ничего второпях.
Последние несколько слов... Самых страстных. Самых нужных.
—Когда мы сможем увидеться?
Она боялась, что сил уйти, оставить его ей просто не
хватит...
— Я извещу тебя письмом.
Ноющее чувство внутри. Следующего раза может и не быть. Ей
тяжело давались прощания...
Черные тучи застилали небо. Тьма неумолимо сгущалась.
Становилось все холоднее… Алиса поежилась, обхватив себя руками,
пытаясь хоть немного согреться. Ее била мелкая дрожь. То ли от
страха, то ли от холода… Удары копыт о мостовую отдавались в голове
гулом, вторя ударам сердца в груди. Ей казалось, что она спит и
видит сон, порожденный больным сознанием, когда человек пытается
проснуться, но не может; когда страх сковывает движения, липким
комом застревает в горле, мешая сделать вдох; когда хочется
кричать, а вместо этого беспомощно лежишь, смотря в глаза своему
кошмару.
В перчатках жарко… Черная бархотка больно врезается в кожу.
Затрудняет дыхание. Неуютно… Быть может, она бы предпочла скорее
уже узнать свой приговор. И успокоиться. Нельзя волноваться до
такой степени. До тошноты, до головокружения… Сложно даже сидеть на
месте, покорно ожидая, пока ее везли туда, куда предпочла бы не
возвращаться. Что за ирония!
Тепло объятий, его родные руки... Неприлично, безумно... Она не
смогла не ответить, когда уже на улице Тилинг поймал ее за руку,
разворачивая к себе, смотря в удивленные, таящие скрытую надежду,
просьбу глаза... Целуя сильно, беря ее голову в свои руки. Не
важно, что увидят... Сбившаяся маленькая шляпка, едва не упавшая на
землю. Выбившиеся из прически пряди. Отвечала отчаянно... Алиса до
сих пор чувствовала, как горели ее губы.
Паника… Что ждет ее по возвращении? Если ей все же не повезет?
Женщина поежилась. Недолгий разговор, который она выслушает с милой
непонимающей улыбкой. Подождать, пока все кончится, кивая,
соглашаясь… В конце концов он оставит ее в покое. Так было всегда.
Нужно всего лишь пережить, переждать это…
От страха заболел живот… Но ведь судьба будет благосклонна к
ней. Он довольно часто задерживался в министерстве, так, быть
может, и сегодня… Как глупо, как опрометчиво было забыть о времени!
Но ведь тот, кто счастлив, не наблюдает часов.
«Боже, — прошептала Алиса, — помоги мне!» Должен же помочь…
Пальцы женщины теребили оборку платья. Она напряженно всматривалась
в мелькавшие за окном пейзажи, силясь определить, сколько еще
осталось. Алиса снова представила, как заходит в дом и встречает на
пороге мужа. По спине побежали мурашки. Нет, она не думала, что
Сергей Владимирович поймет все, не думала, что ей что-либо
угрожает. Но почему тогда она готова провалиться сквозь землю, лишь
бы не встречаться взглядом с его проницательными серыми
глазами?
