Октябрь решил подарить земле один из своих редких морозных
деньков. По бледно-голубой чаше неба, как отара отъевшихся барашек,
ползли курчавые белоснежные облака. Солнце нещадно выпаривало влагу
из серой дороги, по которой прыгали тощие облезлые воробьи,
выглядящие ещё плачевней из-за приударивших дождей.
Потрёпанная не менее, чем местные птицы, на автобусной остановке
стояла озябшая девушка, клацая зубами. Её ржаво-рыжие волосы
намокли и слиплись в огромный колтун, не поддающийся раздиранию и
высушке. Толстый зелёный свитер по горло и драные джинсы «по моде»
довершали образ "человека с большой дороги" . На скамейке, под
каменной крышей навеса, лежали её скромные пожитки, в виде рюкзака
с пушистым брелком-кроликозавром (непонятное серое и, конечно, тоже
мокрое чудо) и покоцаного чемодана.
-В-в-вот ж-жеж хр-р-раль косоглаз-зый! И какого ф-фига я
пр-р-рипёрлась сюда т-так р-рано? С-сказали же в шес-сть…-добавив
ещё пару крепких выражений, она устремила свой взгляд вдаль –туда,
где как ей казалось, промелькнула столь вожделенная машина. Но то
ли это был обман зрения, то ли водители понимали, что лишаться
машины быстрее, чем проедут весь этот (отнюдь не лёгкий!) путь, но
транспорт так и не показался на горизонте.
Один из воробьёв, набравшись смелости, подскакал поближе.
Распушившиеся мокрые перья придавали ему вид миниатюрного шара
перекати-поле. Где-то в ногах раздался его жалобный писклявый
голосок.
-Дай красна девица, крошек хлебных немного, мы тебе век
благодар…
-Кыш отсюда! Подкормишь вас раз – потом всю жизнь не
отделаешься! Попрошайки-сталкеры… Знаю я вашу благодарность!
Воробьи, издав возмущённое «чииивк!», поспешили смыться. А все
эта маг-радиация, будь она не ладна… Раньше ведь только вороны да
сороки деньги на дорогах клянчили, а теперь и эта мелюзга житья не
даёт. Собравшись было разразиться ещё одной тирадой из непечатного
слова пополам с мольбой о машине, девушка была бессовестно
прервана… младенческим плачем. Крики разносились из соседней рощи,
распугивая местную живность в радиусе километра. Не веря своим
ушам, изрядно обмороженным кстати, она двинулась к деревьям.
Отсыревшие от воды ветви упорно не хотели расставаться друг с
другом, сплетясь в огромный колючий и хлёсткий «куст». По мере
продвижения плач становился всё громче.
- Да что же это… Ай! Чтоб тебя…Неужели не галюцинации?
Наконец ветки отцепились друг от друга, «выплюнув» девушку на
круглую полянку, которую она пропорола лицом. Еле отлепив
последнее от вязкого чернозёма и очистив его до приемлемого
состояния (не свинья и ладно), она подняла голову от земли. Крик
притих. На чужачку уставилась пара поразительно больших голубых
глаз, из кучи аккуратно сложенных пелёнок. Свёрток с ребёнком был
бережно уложен на кучу ветвей, лежащих ровной кучей прямо в центре,
окружённом оголевшими деревьями. Кое- как поднявшись, она
подошла ближе к неожиданной находке.
-Ребёнок…- констатировала факт девушка и взяла его на руки.
-Ребёнок.- словно заклинившись повторила она.
Чуть в стороне треснула ветка. Но резко обернувшись, в
её поле зрения успела попасть лишь смазанная тень, тут же
исчезнувшая в гуще деревьев.
-Не нравится мне всё…это.- в изумлении закончила девушка, ведь
развернув пелёнки, она увидела маленькую девочку с белым
миниатюрным хвостиком, исчезающим прямо на глазах. Радостно
улыбнувшись и вразнобой взмахнув крохотными ручками, девочка
воскликнула:
-Мил! Мил-ра!
Как я тебя ненавижу… Мой самый страшный ночной кошмар во плоти,
мой злейший враг, моё проклятье… Как мне иногда хочется разнести
тебя вдребезги, чтоб мокрого места не осталось… Средоточие зла и
источник хаоса… Но я не могу.