Летний отдых обдумав взвешено,
Я в деревню поехала, в Мешено,
Где моя проживала бабушка.
Я любила ее оладушки,
Пирожки с лучком и картошкою,
Я спала на печи вместе с кошкою
И совсем не скучала по городу,
С коромыслом ходила по воду,
Хоть к тому не была привычною.
Я кормила цыплят пшеничкою
И остывшею пшенной кашею,
Я скоблила ножом пол некрашеный
В пятистенке сухом и бревенчатом,
Самовар раздувала вечером
Сапогом с голенищем хромовым,
Пол в хлеву устилала соломою.
Я одежду забросила модную,
Не могла надышаться свободою.
Я пила молоко топленое.
Я любила стоять пред иконами
Почерневшими, очень старыми.
Мне казались Святые усталыми,
Богоматерь с младенцем горестной.
Ей и кланялась бабушка поясно
И шептала молитву долгую.
Ну, а я была комсомолкою,
Жизнь иными мерками мерила.
Я вышучивала суеверия,
Предрассудки и страхи дремучие,
Мы с ней спорили в редких случаях
Между делом, легко, с прибаутками,
Оставаясь друг к другу чуткими.
В этом споре и не было правого.
Меня местные звали: – Павою, —
Или просто: – Эй, ты приезжая!
Я серьезной была и сдержанной.
Меня видели часто с книжками.
Я еще не дружила с мальчишками.
Все они мне казались глупыми,
неотесанными и грубыми.
С них и спрашивать было нечего.
Но вот как-то однажды вечером
У реки, там, где ивы купаются,
Ты окликнул меня:
– Красавица!
Не скучаешь одна на лавочке?
Торопились на танцы парочки,
Где-то пела гармонь далекая
И в груди моей что-то екнуло.
Мне и вправду было невесело,
Только гордость вдруг перевесила
И ответила я раскованно:
– Как-нибудь обойдусь без клоуна.
Ты смолчал, лишь уздечка звякнула.
И зачем только я это ляпнула.
Конь заржал и зацокал копытами…
И осталась я позабытою,
Молчаливой, во всем неправою
На скамье под луной лукавою,
Обвиняя себя бесстыжую,
Что теперь тебя не увижу я.
Вспоминала глаза и волосы,
И каким говорил ты голосом,
Руки жилистые и ловкие,
Как вскочил на коня со сноровкой ты,
Как с обидой своею справился.
Ты тогда уже мне понравился.
***
Я боролась всю ночь с бессонницей,
Я хотела с тобой познакомиться,
Целый день притворялась беспечною
И едва дотянула до вечера.
Я была из десятка неробкого…
Ты коней вел все той же тропкою,
Но меня ни о чем не спрашивал.
– Эй, чем кони твои накрашены? —
Начала я сама. Чуть выждала
И добавила:
– Слишком уж рыжие.
Но ты руки развел:
– Так случается.
Если хочешь, давай покатаемся.
И слова твои были вежливы,
Ио глаза озорны, насмешливы.
В небе ярко сияло полмесяца.
Я плохою была наездницей,
Но ответила:
– Что ж попробуем!
И ресницы твои чуть дрогнули,
Ты смотрел на меня растерянно.
Я сама была не уверенна,
Что смогу, что я это сделаю,
Но тебе уступать не хотела я.
И твой конь подо мною взлаивал,
Не скакал, а едва вышагивал,
Темным глазом косил испуганно
На меня – «что ты делаешь, пугало?».
Я в бока его била пятками,
За тобою следила украдкой,
Как ты водишь коня поводьями,
А потом получилось, вроде бы.
***
Как бескрылая птица летела я…
Были мы с конем одно целое
И, обвитая рыжей гривою,
Я себя ощущала счастливою.
Ты меня называл «амазонкою»,
Сумасшедшей и смелой девчонкою.
Я и с Лешим сумела б справиться,
Лишь бы только тебе понравиться!
Я была тобой очарована,
Ты держался со мной раскованно,
Твои мышцы играли силою,
В тебе было что-то красивое,
Что-то дикое, скрытое, тайное…
Наступила минута прощальная,
Я решила:
– Привыкнешь – сблизимся…
И ты вдруг спросил:
– Завтра свидимся?
Сладко пахло малиной и розами,
Над деревней рассвет плыл розовый,
И глаза твои были ясными,
И казались мне кони красными.
Ты смотрел на меня выжидательно
И сказала я:
– Обязательно,
Обязательно завтра встретимся,
На тропинке под ивой развесистой.
