«Слово Бога живо и действенно и острее всякого обоюдоострого меча, оно проникает настолько глубоко, что разделяет душу и дух, суставы и костный мозг, и распознаёт мысли и намерения сердца.»
(Евреям 4:12)
– Нет, она меня доконает своими молитвами, вот опять этот скрежет, – Владимир испуганно залез под одеяло и замер, стараясь дышать, как можно тише. Похолодев от ужаса, он услышал скрип открывающейся двери и осторожные, но в то же время, уверенные шаги, быстро приближающиеся к старенькому потрёпанному топчану, на котором беспросыпно несло службу уже не одно поколение сторожей городского склада электрооборудования. Незваный гость навалился всем телом на, окаменевшего от страха, Петровича, как его называли коллеги по работе, и, ухватившись за горло железной хваткой, стал монотонно душить беспомощную жертву.
– Иегова помоги! – прохрипел первое, что пришло в голову, задыхающийся сторож, и перепугано вскочил с постели, хватая воздух большими жадными глотками, словно он глубоководный ныряльщик, только что поднявшийся из пучины вод после рекордного погружения.
Потирая, всё ещё чувствующую на себе мёртвый захват, шею, Владимир прошёл по тесной сторожке к входной двери, включил свет и в ужасе заметил, что крючок был кем-то открыт:
– Что за чертовщина? Я ведь закрывался, точно помню. Так это не сон? – встревожено подумал Петрович и, быстро закрыв дверь, сел на обшарпанную лежанку, – Ну, дорогая жёнушка, спасибо! Твои молитвы услышал твой Иегова, теперь меня черти одолевают. Провались пропадом эта подработка, больше ночью дежурить ни за что не соглашусь, пусть шеф сам своё барахло охраняет!
Последние годы жизни для Владимира, электрика со стажем, были не из лёгких. Мало того, что в стране творилось невесть что, так в их привычную обыденность с Людмилой вмешалась ещё и религия. Для ярого атеиста, глупое увлечение жены, казалось, откровенной насмешкой над его взглядами и убеждениями. Многие годы они с женой жили, не думая ни о каком Боге, и, вдруг, на тебе, Он есть, давай Ему молиться. Сначала она его в храм потащила, откуда, принявшего перед этим для храбрости Петровича, выгнал священник, почуявший сильный перегар от неверующего страждущего, да ещё осмелившегося спросить у святого отца ильфопетровское: «Почём опиум для народа?», потом, и того хуже, Людка стала изучать Библию со Свидетелями Иеговы1, и тут её совсем понесло.
Облокотившись на колени и подперев голову руками, искоса поглядывая, на давно не крашеную, дверь, Владимир стал вспоминать, как это странное изучение влияло на его старуху, как любил он называть жену.
Однажды, после очередной получки, когда Петровича привезли домой чуть тёплого, проснувшись утром, он обнаружил всё, что осталось от зарплаты, в кармане своих брюк. Раньше Людмила всегда добросовестно обчищала все заначки, пользуясь временной нетрудоспособностью супруга. На вопрос, что случилось, жена ответила, что больше не будет брать деньги без его разрешения, чем ввела, туго соображающего после перепоя мужа в окончательный стопор. Потом она стала просить разрешения на покупку продуктов, трусов, носков и даже туалетной бумаги. Петрович теперь был в курсе всех семейных расходов, и здоровье жены его стало сильно беспокоить. «Не пора ли психушку вызывать?» – часто проскальзывала мысль, когда Людмила подходила одобрить очередной список покупок.
Но самое страшное было то, что она перестала ругаться матом, бросила курить и всегда просила его выходить на балкон и не дымить в доме. Также хитрая женщина ненавязчиво старалась приобщить мужа к чтению Библии. Он хорошо запомнил, как она однажды подошла к нему и ласково сказала:
