– Сереоооожааааа… – голос, томный, сладкий, звучит, словно медом мажет. Липковато, но вкусно.
Я рывком прижимаю мокрое обессиленное тело к себе, фиксирую и догоняюсь в кайфе несколькими движениями.
Она не может уже ничего дать мне, даже подмахивать не в состоянии, только дышит тяжело и стонет мягко так, тихо. Мне нравится. Люблю, когда бабы такие медленно-ленивые. Измученные.
Верти как хочешь, на все согласны, пластилином в руках плавятся. Но в этот раз перебор. Пожалуй.
Выдыхаю сдавленно в пушистые волосы, пахнущие резко и искусственно, кончаю.
Хорошо!
Она лежит на мне сверху, обнимает руками и ногами, как лягушка распласталась.
А мне уже тяжко дышать. Слишком много парфюмерии.
Аккуратно перекладываю на мокрую от пота простыню, лежу пару минут, но чего-то неприятно в этот раз.
Маринка дышит тяжело, постанывает, так, словно опять мой член в себе чувствует. Видно, остаточный приход.
Я встаю, иду в душ.
Там полноценно выдыхаю, прихожу в себя.
Мысли привычно уже не здесь.
Завтра у меня проверка. Не особо напрягаюсь, тем более, что предупрежден давным-давно, но новый инспектор, бляха муха. Новая метла, чтоб ее.
Поэтому прямо с утра надо в клуб.
Времени уже много, неплохо бы спать завалиться. Одному.
Маринку домой отправить. Тем более, что от нее все равно уже толку никакого нет.
Опять задумываюсь над метаморфозами бабскими, и их временем для презентации. В среднем, месяц.
Вначале Маринка показалась мне прям огнем. Неутомимая, страстная, затейливая. Я не то чтоб поплыл, я от баб уже лет десять как не плыву, не пацан малолетний, но порадовался. Хорошая женщина, и темперамент прям такой, как я люблю.
Но вот прошел месяц – и все. Сдулась Марина. Секс один раз за ночь, и потом не расшевелишь ее. Только стонет жалобно: «Сереоооожаааа…» И максимум, что делает, ноги раздвигает.
Честно, вот по-всякому ее кочегарил. Без толку.
Короче говоря, я так понял, что первый месяц – это что-то вроде тест-драйва было. Типа, показать себя во всей красе. А потом уже все. Отношения устоялись. Все круто.
А все не круто.
Но да хрен с ним.
Может, это период у нее такой, бывают же у баб всякие там гормональные херовины.
Выдыхаю.
Ладно.
Работа. Завтра работа. Спать, жеребец.
Жизнь – прекрасна. Прекрасна жизнь. Да. Повторяй себе почаще это все.
Из ванны выхожу практически спокойным и даже в каких-то местах счастливым. И чего я вижу?
Моя растекшаяся амебой буквально пять минут назад женщина очень даже шустро ковыряется в телефоне! Моем! Ну, это уже пи**ц, ребята.
– Сереж… Это просто… Он зазвонил, и я… – я не слушаю бред, знаю, ничего умного не скажет.
– Забирай вещи и вали.
– Сереж… – она глупо улыбается, словно не верит, что я ее выгоняю, – да ты что? Я тебе правду говорю… Я просто…
– Такси сама вызовешь?
Я прохожу мимо, выхватываю телефон из рук. Вижу пропущенный. Реально звонили. И фотку Татки на экране.
А время, на минуточку, третий час ночи. И что, интересно, моей сестре могло понадобиться от меня в три часа ночи?
Сердце неожиданно глухо ухает в желудок и, судя по ощущениям, пробивает себе дорогу к пяткам.
Не обращая больше внимания на щенячий взгляд Маринки, я набираю сестру.
– О! Братуха!
Тааак… Судя по голосу, Татка на жоре. Причем, нехилом таком.
– Ты где?
– О как! Ну ты как всегда, Серый! А сказать привет сестренке? А сказать: «Как дела, сестренка»? А пожелать сестренке хорошего начала июля?
– Ты. Где???
Я стараюсь говорить спокойно. Ну очень стараюсь. Но с этой дикой мартышкой никакого спокойствия не хватит. К тому же на заднем плане я слышу бумцанье музыки и разгульные голоса. Мужские. От этого моментально начинает сносить крышу.
И я не хочу сейчас анализировать, почему это происходит так быстро. Ни сейчас не хочу анализировать, ни когда-либо.
