Входя в дом, Аня наступила на детскую игрушку-пищалку, и тонкий звук ошарашил задумчивую Лилю. Та чуть не подпрыгнула, помешивая кипящее клубничное варенье.
– Да сколько можно ходить и собирать этот бардак? – зарычала молодая женщина, бросив половник на стол, на котором стояли приготовленные чистенькие пол-литровочки для варенья. – Хожу, собираю, а она всё равно разбрасывает.
Выглянув из-за шторки, Лиля нехотя улыбнулась старшей сестре. Анна сняла шлёпанцы, подняла с пола резиновую уточку и положила на бидон, стоящий в углу.
– Ты всё психуешь, – вздохнула она, искоса поглядывая на Лилю. – А где Тёмка?
– А мне почём знать? Бегает где-то, – резко ответив, Лиля вернулась в комнатёнку, где стояла газовая плита, на которой варились или варенье, или корм скоту. – Я его с утра до вечера не вижу. Шляется по всей деревне, а мне рук не хватает. Или за девкой смотри, или варенье закатывай. Господи, как мне всё это надоело, – плюхнувшись на стул, Лиля пустила скупую слезу и уставилась в окно.
– А тебя рожать никто не просил, – Аня встала в дверях и подвинула шторку. – Тебя предупреждали, что с твоим Витькой каши не сваришь.
– А это уже не твоё дело, – рыкнула Лиля, повернув голову на сестру. – Сама как-нибудь разберусь. Я в своём доме хозяйка, и нечего мне тут указывать.
– Ну да, конечно. – пожав плечами, Аня спросила о Юле.
– Спит, тебе-то что? – Лилька всё злилась и злилась, выдавая свою злость за усталость.
– Хотела взять к себе, пока ты тут занята. Поиграла бы с моими ребятишками, пообщалась.
– Слушай, а мне вот интересно, как ты со своей оравой справляешься? Я с двумя уже на стену лезу, а у тебя их семь.
– Как-как… – Аня задумалась на секунду и выдала. – Люблю я их. Всем сердцем люблю.
– Каждого? – усомнилась Лиля.
– Конечно. А зачем рожать, если любви к собственным детям не чувствуешь?
– Ну, не знаю, я раньше как-то всё по-другому представляла. А как у самой дети появились, так и жить расхотелось. То ночью орут, то болеют. Это ж му́ка, а не жизнь. Просто издевательство какое-то.
– Ты просто приоритеты неправильно расставила, – Аня осуждающе смотрела на сестру и изредка покачивала головой. – У тебя мужик на первом месте, а должны быть дети. Пока они растут, им требуется уйма внимания и времени, а у тебя наоборот – бегаешь за мужем, а не за Тёмкой и Юлечкой.
– Тебе бегать не за кем, поэтому ты злишься, – съязвила сестра, чем и уколола в самое больное место.
Аня вздохнула и махнула рукой. Молча.
– Скатертью дорожка, – оскалилась Лиля, провожая взглядом сестру через окно.
Аня и Лиля – сёстры. Ане тридцать два года, она многодетная мать-одиночка. Муж Славка умер по случайности: его переехал гусеничный трактор. За рычагами сидел пьяный в дупель Костя, который не видел перед собой дороги и ехал по наитию. Уже четыре года, как Анюта является вдовой, но ей некогда скорбеть по умершему мужу, в доме куча маленьких ребятишек, которые требуют еду, игры и сказки на ночь. Дети – это её отдушина, спасение, поэтому Анна Ракитина держится молодцом и с гордостью носит громкое звание – многодетная мать.
Лилия же совсем не похожа на свою старшую сестру. В двадцать шесть она уже успела узнать, какие тяжёлые кулаки у её Витьки, сделать два аборта, причём один до Юли, а второй – после, заиметь соперницу неизвестного рода и племени, потому как Витька не признаётся, а от самого часто пахнет женскими духами типа «Лаванда», которыми Лиля не пользуется. Вот так придёт муж домой подвыпивши, сядет за стол, вынет из-за пазухи бутылку, заставит Лильку достать стакан, закуски и сесть рядом, чтобы выложить ей всю душу и поплакаться, как тяжело ему живётся в свой тридцатничек. Лиля слушает, кивает и следит, чтобы муж не выпил всю бутылку, иначе разойдётся, и понесёт его куда-нибудь к дружкам, напиваться под самую крышечку. И палка эта о двух концах, и в первом, и во втором случаях Лилька получает по шее, чтобы не совала свой бабский нос и не отдавала приказы лечь и спать.
