Захожу в гостиную, мама отрывается на секунду от чемоданов, но
увидев, что это её блудная дочка вернулась, поджимает губы и
берётся собирать вещи снова.
— Мам, я никуда не поеду. Буду жить в коробке из под
холодильника, - угрожаю глупо и по-детски.
Но что я могу сделать ещё? В окно выкинуться? Так у нас первый
этаж. Далеко не улетишь.
— Мам, можешь уезжать, но тогда ты переступишь через мой труп, -
веду себя, как в кино. – Папа год назад всего пропал, - пытаюсь
надавить маме на совесть.
— Всего год назад. Ты… - разочарованно. –...Права была бабушка.
Ты…
Мама поднимает на меня взгляд полный грусти. В её глазах такая
глухая боль и тоска, что мне завыть хочется. Не могу. И в глубине
души знаю, что мама, никакая не женщина лёгкого поведения. Конечно,
нет. Это я так... От безысходности ляпнула.
Мама промакивает глаза подушечками пальцев и упрямо продолжает
складывать наши вещи в сумки и чемоданы.
— Алёна, ты не ребёнок, - напоминает мне об этом. – Полгода
назад тебе исполнилось восемнадцать. Прошу тебя... Довольно!
Подлетев к маме, вываливаю на пол все вещи из полностью
собранного ей чемодана.
— Я не поеду. Ты предала память о папе. Как ты могла? Как? -
искренне не доходит до меня.
— Алёна, - моментально ощетинивает родительница. – Глеб очень
хороший мужчина. Да, между нами нет того, что было у меня с твоим
отцом, но вспомни о брате. Женечке нужен отец…
— У него есть отец. Есть! - срываюсь на визг.
— Да? И где он? Где? Ты знаешь? - впервые повышает на меня голос
мамочка.
Впиваюсь ногтями в ладони. Не плакать, не плакать. Не
буду...
— Он пропал без вести. Всего лишь пропал, - кричу от бессилия. –
Ты сможешь смотреть ему в глаза, когда он вернётся, мам?
— А если не вернётся? Алёна! - повышает тон и мама. – Если он не
вернётся? Что мы будем делать? Ты знаешь сколько у нас расходов?
Знаешь сколько долгов? С каких денег мы будем за них
расплачиваться? Голодать станем?
— Но мы... - растерялась я.
Как же? Неужели мы... У нас закончились деньги?
— Я просила его бросить работу. Просила, - отчаянный шёпот и
мама падает на колени, собирает с пола вещи.
— Христом Богом умоляла, но нет. В военке денег больше платят. И
что теперь? Кому нужны его деньги, когда его рядом с нами нет?
Очнувшись, приседаю рядом с мамочкой, сжимаю её холодную
руку.
— Мам, - встречаюсь с её потухшим взглядом, одумываюсь, помогаю
с вещами. – Прости меня. Я дура. Не знаю, что говорю. Ты…
— Я не права, Алён, - заправляет мне за ухо прядь, вылетевшую из
моего неряшливого хвоста.
— Я откажу Глебу. Найду для Женечки бесплатный садик и возьму
подработку. Официанткой или... Кем-то ещё... Решу позже. Мы
справимся, - изнеможённо трёт лицо мама.
— Нет. Не нужно, мам, - прикусываю губу. Всеми способами
стараюсь держаться и не плакать. – Женя не должен страдать из-за
меня. Хорошо? Ему ведь нужен ни один лишь садик. Вспомни про
физиотерапевта, про лекарства. Я не прощу себя, если стану причиной
того, что он никогда не сможет нормально ходить. Не надо, мам.
Давай попробуем. Надеюсь, что ты забудешь отца и… - опускаю взгляд
вниз.
На свои руки, вцепившиеся в кофточку, выпавшую из чемодана. И?
Что дальше? Что в таких случаях говорят ещё?
— Алён, не рви мне сердце на куски, - поднимает мама моё лицо за
подбородок.
— Я не забуду его. Никогда не забуду. Боже! Ты бы знала как я
мечтаю, чтобы он вернулся ко мне… К нам, - выливает на меня
затаённую боль мамочка. – Но, наверное, нужно смириться.
Мама снимает очки, откладывает их на пол, вытирает слёзы:
— Пожалуйста, попытайся меня понять.
— Ма-а-ам, - жалобно тяну.
Она притягивает меня к себе. Успокаивает, когда я начинаю
рыдать. Захлёбываясь слезами, цепляюсь за её блузку.
— Я знаю, солнышко. Я всё знаю, - шепчет мне мама и ласково
целует в макушку. Гладит по волосам. От этого я немного затихаю, но
слёзы так и текут по щекам беспрерывным потоком...
