«Ты – моё»
Посвящается той,
чьё имя навсегда в моём сердце.
В измученном теле взорвался тротил,
Образуя на сердце огромные трещины.
А меня почему-то никто не спросил,
Когда повстречалась мне лучшая женщина.
Здесь могли бы рождаться слова,
Возможно, я даже выпускал бы их строфами,
А на календаре пятнадцатый день миновал
Последнего месяца осени.
Специально ломая стихотворный размер,
Сея хаос в изнеженном сердце поэта,
Добавится строчка –
Даешь беспредел!
А мне? А мне ничего не добавится с этого.
Не люблю, когда мною движут мечты
И чувства вихрем путают голову.
Я не знаю, как скоро исчезнешь ты,
Но дождливый день всегда сменит солнечный.
Все пройдет с последним рассветом,
Даже дождь когда-нибудь заканчивается.
Я могу не знать в точности, где ты,
Но всегда помню, как ты улыбаешься.
За промерзшим окном, взявшись за руки,
Сошлись снежинки в медленном танце.
На земле их встречает подарками
Пар из люков открытых канализаций.
Не читая текста преамбулы,
Кровью подписываюсь в углах.
Отдаю душу самому прекрасному ангелу
В длинном платье и на дьявольских каблуках.
Я бы могу написать поэму на тридцать девять
Листов. Мелким почерком, но сколько бы мне ни писать
Поэзии. О тебе, моя королева,
Все равно ее больше найдется в твоих глазах.
I
Здравствуй, друг. Почему «друг»? Все просто – я впервые рассказываю эту историю полноценно, абсолютно честно, без прикрас и умалчиваний. Рассказываю тебе, представляешь? Иного слова кроме «друг» предложить для самого себя сложно.
Я сел за ноутбук, не зная, с чего начать свой рассказ, несмотря на то что в голове было множество мыслей, а в сердце – миллион чувств. Это история о любви, боли, сбывшихся и несбывшихся ожиданиях. История о ней – человеке, изменившем мою жизнь. Решив написать книгу, я еще не знал ни окончания нашей истории и будет ли оно, ни даже развития сюжетной линии. Тогда зачем – спросишь ты? Желание того, чтобы как можно больше людей узнали об этой женщине, о силе любви, возможной и в настоящее время, а не только в период жизни Куприна и Бунина, произведения которых я так любил читать в пятнадцать лет, в момент встречи с ней стало таким неимоверно сильным, буквально саднящим душу приятной болью до скрежета под ключицами.
Ты еще здесь? Я рад.
Мне крайне любопытно, как ты выглядишь, человек, читающий эти строки. Может быть, у тебя длинные рыжие волосы и веснушки? Или короткий ежик сине-зеленого цвета и белоснежные зубы? Может быть, ты слегка картавишь или съедаешь окончания слов? Или же напротив – говоришь размеренно и твердо? Ты любишь слушать или говорить? Португальское розовое или ром с колой? Какой или какая ты и почему держишь в руки историю моей жизни – мне не известно сейчас и, вероятно, не станет известно никогда, но в одном лишь я убежден, что касается тебя и меня одновременно. Случайности не случайны – это факт, исходя из которого я знаю, что на последнем слове этой книги, не желая ее закрывать, прощаясь с той зыбкой эфемерностью, окутавшей тебя, ты поймешь что-то важное, кем бы ни был. Поймешь то, что было будто закрыто для твоего сознания прежде.
Первый утренний луч яркого декабрьского солнца просочился, словно усмехаясь над моим состоянием, сквозь плотные шторы. Сон мой всегда отличался небывалой чуткостью, дремота ушла, но глаза открыть было больно.
Этой осенью дождливые дни окутывали Москву, словно тяжелое одеяло, препятствующее солнцу пробиться сквозь серую пелену облаков. Каждая капля дождя, медленно собирающаяся на стекле, отражала скучные будни, растянувшиеся в бесконечность. Улицы выглядели уныло и пусто из окна моей столь же унылой квартиры, а мокрые асфальтированные тротуары блестели, как застежки на ненужной одежде.
Снедаемый тоской, я каждое утро спешил на работу, но с каждой неделей работы было все меньше. Я выходил только ради наблюдений за прохожими, бегущими с языками на плечах по своим делам, пряча лица под капюшонами и зонтами. Лужи на земле отражали осенние пейзажи, но они не радовали, наоборот, притягивали внимание к унылой реальности. Деревья стояли обнаженными и усталыми, как будто уже давно сдались непогоде, а их листья, словно сломанные мечты, безжизненно покоились на земле до сих пор.
