— Дочка твоя? — спросил мужчина, увидев рисующую на диванчике у
окна Олю.
— Да, — ответила я, сцепив пальцы между собой. Сейчас я,
кажется, получу нагоняй… — Извините, что привела её сюда, но мне
больше некуда было её деть. Не с кем оставить…
— Ну да, понятно, — сказал Пётр Сергеевич. — Сегодня же сады не
работают.
— Да.
— Оля, значит?
— Оля.
Мой начальник обошёл меня и подошёл к девочке. Присел рядом с
ней на корточки.
— Привет, Оля, — сказал он ей, и та с недоверием уставилась на
мужчину.
— Здравствуйте, — ответила она, ещё пока плохо выговаривая букву
“Р”.
— Что ты рисуешь?
— Домик для нас с мамой.
— Очень хороший домик.
— Да, мы с мамой когда-нибудь купим свой дом.
— Конечно купите. У твоей мамы теперь очень хорошая работа.
— Да, она так и говорит.
— У тебя такие красивые серые глаза, Оля.
На этих словах мои пальцы похолодели, а я опустила глаза в пол.
Я боялась, что, если приведу Олю прямо сюда, в офис отца Романа, он
обязательно узнает в ней глаза своего сына. Они так похожи на глаза
Ромы.
— Спасибо.
— А где твой папа? — спросил Пётр Сергеевич.
Он точно догадался. И как теперь выкрутиться? Я не хотела, чтоб
он её увидел. Пётр Сергеевич видел Олюшку совсем маленькой, тогда
ещё не было ясно, на кого она похожа, но теперь Оле четыре, и с
каждым годом она всё больше превращалась в копию своего отца, что
отдавалось глухой болью в сердце. Я выносила, родила и вырастила
малышку в одиночестве — так уж вышло. Отец Оли не знает о
существовании девочки, и никогда не узнал бы, если бы нас так
просто не рассекретил её дедушка, мой начальник Пётр Сергеевич,
который также о том, что у него родилась внучка, не знает, только
мог догадываться. Но, когда он спрашивал меня, ребёнок ли Ромы у
меня в животе, я соврала. Конечно, ребенок был его, но признаваться
в этом я не пожелала. Теперь же правда вскрылась через почти пять
лет…
— Мой папа — археолог, — ответила девочка. — Он в длинной
экпредиции.
— Экспедиции, ты хотела сказать? — поправил он Олю.
— Да!
— А когда он вернётся?
— Не знаю. Это даже мама не знает. Он в таком месте, где телефон
не ловит.
— А ты вообще его видела когда-то?
— Телефон? Видела, конечно. У мамы очень хороший, большой, и я
там в “Пони” играю иногда.
— Нет, не телефон. Папу.
— Папу? Нет. Не видела. Мама сказала, он уехал на работу ещё до
моего рождения.
— Понятно, — мягко улыбнулся он ей, вставая на ноги. — Спасибо
за интересную беседу. Ты порисуй, а мне надо с твоей мамой о работе
поговорить.
Пётр подошёл ко мне и прямо-таки отволок к дальнему окну.
— И когда ты собиралась сказать, что она дочь Романа и моя
внучка?
Я в ответ молчала, опустив глаза.
— Никогда, — ответил он за меня. — Ясно. Катя!
— Что?
— Я тебя всегда поддерживал. Ты ему не сказала — понимаю, но
почему ты и у меня отняла внучку? Вы жили чёрт знает как, у вас
даже угла своего нет, а ведь я мог бы помочь!
— Потому что вы бы сказали сыну об этом, а я этого не хотела! —
вскинула я подбородок. — Мы и сами справились, спасибо!
— Конечно сказал бы! Рома имеет право знать, что у него есть
дочь.
— Он не имеет к этому ребёнку никакого отношения, кроме того,
что зачал его. Извините… Но я не хочу, чтобы Рома участвовал в
жизни моей дочери. У неё даже фамилия моя! А отчество моего папы —
Анатольевна.
— Тебе всё равно правды не скрыть. Тем более что Роман скоро и
сам всё увидит.
— В смысле? — дёрнулась я. — Он же в Америке живёт.
— Он возвращается. И теперь будет работать со мной.
— Как с вами? — моё сердце ушло в пятки.
— И с тобой, соответственно. Ты считаешь, что сможешь до свадьбы
Оли прятать девочку?
— Нет, но…
— Так вот — я против. Но, даже если я не скажу, он всё равно
увидит Олю и всё поймёт. У Оли его глаза. Да и вообще — она его
маленькая копия…
