Меня зовут Эрвин Вальтер Бартман. Мои родители поженились 14 февраля 1914 года, и этот союз произвел на свет четырех сыновей. Трагедия впервые пришла в их жизнь, когда их первенец, Хуберт, умер от легочной инфекции. Мой брат Хорст родился летом 1920 года, за ним – малютка Гейнц, который в возрасте полутора лет также умер и был похоронен рядом с Хубертом на кладбище Вальдфридхоф в Шлохау[1]. Как самый младший из братьев, я знаю Гейнца и Хуберта лишь по фотографиям и из грустных воспоминаний матери.
Из Шлохау мы в 1927 году переехали в Берлин, где мои родители сняли комнату у одной еврейской семьи. Затем отец, который по состоянию здоровья оставил почтовую службу, задумал открыть овощную лавку. Мы поселились в крошечной квартире на Либихштрассе, где он устроил магазин. Каждое утро на скрипучей тележке он возил продукты с рынка на Александерплац, а мать продавала их в киоске на обочине. Бизнес этот, однако, потерпел крах, и отец оставил мечту стать предпринимателем. Чтобы как-то сводить концы с концами, он устроился на работу в бакалейный магазин на Лихтенбергерштрассе и точно так же, как и в ту пору, когда пытался наладить собственное дело, каждый день рано утром отправлялся на тот же самый рынок на Александерплац, чтобы загрузить тележку овощами и фруктами. В конечном счете ему, однако, удалось сэкономить достаточно денег, чтобы снять двухкомнатную квартиру по адресу Штраусбергерштрассе, 38, в районе Берлина Фридрихехайн, да к тому же чуть ближе к центру города. В нашу новую квартиру вела железная лестница с потертыми перилами. Туалет находился рядом с лестничной клеткой, и его приходилось делить с тремя другими семьями, в том числе и с еврейской семьей, проживавшей по соседству на той же площадке. В этой семье было две девочки, одна моего возраста, другая – несколько старше. К концу 1929 года отец потерял работу. Чтобы поддержать скудный семейный доход, моя мать, по профессии швея, шила блузки для зажиточных дам и убирала на лестнице. Это давало возможность немного сократить арендную плату.
Я ходил в местную фольксшуле[2], которая была расположена на противоположной стороне улицы. С самого начала моей учебы там герр Верт, директор школы, был еще и моим учителем в классе. Это был маленький человек, искренне влюбленный в музыку. Он рассказывал нам о своей детской мечте стать музыкантом и всячески призывал не повторять его ошибки. «Всегда следуйте за своей мечтой», – советовал он. Он был всегда бодр и весел и стремился помогать ученикам. Эти его качества не могли не вызывать должного уважения. Во время его частого отсутствия, вызванного необходимостью выполнять официальные обязанности в кабинете директора, дисциплина в классе поддерживалась волонтерами из числа тетушек или матерей учеников, а также угрозой телесных наказаний для любого мальчика, который переступит границы приемлемого поведения.
Вскоре после моего девятого дня рождения к власти в стране пришел Гитлер. Став подростком, я с восхищением наблюдал за отрядом личной охраны фюрера, «Лейбштандартом»[3], на улицах Берлина. В черных мундирах и сверкающих касках их ровные шеренги гордо чеканили шаг, – и мое детское сердечко готово было выскочить из груди от радостного волнения.
На улицах и в прессе голос немецкого народа звенел оптимизмом. Все вокруг были счастливы и жили радостными ожиданиями. Мой мир наполняло все возрастающее ощущение уверенности, и мне казалось, что у нас все хорошо и что каждый человек, в том числе и я, очень дороги своей стране. Для молодого жителя Берлина – еще слишком юного, чтобы проявить интерес к политике, – что могло быть более благородным, нежели стремление присоединиться к элитному формированию «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер»? То, что положение отнюдь не было столь идиллическим, как казалось на первый взгляд, мне еще предстояло узнать…
