На столе лежала открытая тетрадка. К авторучке подползал солнечный зайчик…
Людочка бродила по комнате, заложив руки за спину и с отчаянием, а то и со злостью косилась на чистый лист. Сердце казалось упругим, горячим и переполненным… Но первые, такие необходимые и уже, казалось бы, витающие в воздухе стихотворные строчки, все равно не приходили.
«Я не могу сказать «прощай»… Я не могу поверить в это… – рой мыслей в голове был похож на ураганчик. – Слова усталого поэта… Нет, сонета… Нет-нет!.. Моя тяжелая карета….»
Людочка нервно прикусила губку.
«При чем тут карета?! – она на секунду остановилась. – Чушь!»
Молодая женщина на мгновение представила себя печальной принцессой. Образ казался довольно милым и привлекательным. Но внутренний настой, слишком резкий, рождающий слишком стремительные чувства и слова, мало гармонировал с печальным и меланхоличным личиком венценосной особы.
Людочка подошла к окну.
Муж Ленька полол огород. Дачный участок, освещенный веселым утренним солнцем, сиял как сцена перед премьерой. Но в прелести наступающего дня не было ничего бутафорского и искусственного. Мир был свеж, прост и чист.
«А сказать «прощай» кому? – Людочка потерла щеку. – Леньке, что ли?!»
У Леньки была широкая спина борца. Упругие мышцы чуть вздрагивали под загорелой кожей в такт ударам тяпки.
«Слон несчастный!..» – не без укора подумала Леночка и вернулась к столу.
– Ты что?..
– Я это самое… Я воды попить.
Под тяжестью Ленькиных шагов чуть поскрипывали половицы.
– Хорошо, только не мешай мне.
Людочка что-то быстро писала. Она разговаривала с мужем, не поднимая головы.
Ленька, не отрываясь от кружки с водой, покосился на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого.
– Жарко уже… – как бы, между прочим, сказал Ленька.
– Что? – сухо спросила Людочка.
– Жарко, говорю…
– Да.
– К вечеру закончу с огородом. А потом крышу на сарае поправить нужно.
– Да.
– А еще… Это… Ну, в общем…
– Да! – резко оборвала Людочка.
Ленька потоптался на месте.
– Что, «да»?.. – не уверенно переспросил он.
– Не мешай мне, пожалуйста!
Склонившееся над тетрадкой лицо жены было удивительно красивым и в тоже время бесстрастным, как лицо врача.
– Да я ничего… Пишешь, значит, да? – Ленька смутился. – Ладно, с огородом я сам справлюсь.
Голос Леньки вдруг стал виноватым. Он тихо закрыл за собой дверь…
«У ангела болели зубы,
Ни Бог, ни черт, никто, ничто
Ему – увы – не помогло
Иль помогало сделать хуже…
Больной в раю едва ли нужен
И за скандал, в конце концов,
Был сброшен ангел с облаков.
Изгнанник рая!.. Но обида —
ничто в сравнении с судьбой,
Не щеку жжет зубная боль,
А сердце, душу, кожу, крылья!
От боли ангел весь вспотел
И вдруг на чей-то дух печальный
(Чужой, возможно нелегальный)
Больной щекой он налетел…
Людочка откинулась на спинку стула и самодовольно улыбнулась.
Строчки рождались уже сами собой и почти не требовали усилий. Они приходили ниоткуда. Какой будет следующая, Людочка искренне не знала…
Такого рева не слыхали
ни ад, ни рай, ни небеса:
«Молись, проклятая душа!!..
Молись и знай,
Что всех мук ада,
как искупленья, как награды,
Тебе не видеть никогда!»
Боль успокоилась немного
И ангел выдавил: «Ты чья?!..»
Пауза получилась хотя и легкой, но продолжительной.
Встряхнись же, жалкая душа!
Или тебя встряхнут за шкирку,
Встряхнут, да так, что станешь дыркой
От всемогущего перста…
Авторучка снова замерла… Но только на пару секунд.
И перепуганная насмерть
Размахом крыл – едва жива —
Лепечет тоненько душа:
«Поэтова я, господин…»
«Ха-ха-ха!..» – едва ли не сказала вслух Людочка.
Дурак не может быть один!
Он вечно трется где-то рядом
