1.
Шли в темноте друг за другом,
осторожно обходя дом прямо по раскисшей от слякоти земле,
продираясь сквозь кусты, росшие под окнами. Нина вела рукой по
шершавой деревянной стене, чувствуя, как под пальцами осыпаются
облупившиеся частички старой краски. Шли медленно. Нина напряженно
вглядывалась перед собой, надеясь, что под ноги не попадется
рытвина или валяющийся кое-где хозяйственный хлам. Шуметь было
нельзя ни в коем случае, иначе это могло свести все их усилия на
нет. Ночь была ясной. На небе ярким жирным блином повисла полная
луна, деревенскую улицу освещали редкие фонари, но здесь, в тени
дома, с трудом угадывались очертания предметов. Нина в очередной
раз пожалела о том, что у неё нет способности видеть в темноте, как
у низшей нечисти или оборотней. Первым шел мелкий бес Анчут, за ним
след в след ступала Нина, а сзади слышался шорох неуверенных шагов
испуганной хозяйки дома.
Они прибыли в деревню сегодня
вечером и несколько часов, пока дожидались полуночи, выслушивали
жалобы хозяйки на странные дела, творящиеся в доме и во
дворе.Немолодая женщина, открывшая им дверь по указанному Анчутом
адресу, представилась Ольгой. Пустила их в необжитую, но тепло
натопленную кухню. Вернее, только Нину, – Анчута, как низшую
нечисть, она не замечала вовсе.
– Вас как зовут? – обратилась она к
девушке. – Вы от Марийки?
– Здравствуйте, Нина. Да, от нее.
Она сказала беда у вас тут в старом доме, сказала, возможно, я
смогу помочь.
– Ой, девонька, на тебя одна
надежда. Я уже и к участковому обращалась и к батюшке… Ничего не
помогает. Муж мой намекает, что санитары помогут… смеется, а сам-то
ехать сюда отказывается.
Она горестно вздохнула и принялась
хлопотать по кухне. Наполнила водой и поставила на плиту старенький
эмалированный чайник с божьей коровкой на пузатом белом боку.
Достала из шкафчика две кружки, сахарницу и упаковку печенья. Нина
присела за стол, украдкой рассматривая женщину. На вид ей было
около шестидесяти. Светлые волосы собраны сзади в обычный хвост,
фигура крепкая, спортивная. Одета в черную байковую кофту с
какой-то надписью и узкие джинсы, на ногах кроссовки. Подтянутая,
аккуратная, она дисгармонировала с этой обветшалой, кое-как
прибранной кухней. Выглядела в ней чужой.
– Это ваш дом, вы постоянно здесь
живете? – спросила Нина у женщины, вертя головой по сторонам и
рассматривая обстановку. Анчут присел на подоконник возле давно
немытого окна, найдя там место среди пустых стеклянных банок.
– Нет. Это дом моего отца, –
ответила Ольга и присела за стол вместе с Ниной в ожидании пока
закипит чайник.
– А где он сейчас?
– Папа умер, в прошлом году, –
сказала Ольга и замолчала, задумавшись о чем-то своем.
– Так. Хорошо, – прервала ее
молчание Нина, – вернее, хорошего тут мало, конечно. Давайте вы мне
расскажите все самого начала и по порядку. И про отца, и, главное,
про дом.
Ольга, залив в двух щербатых кружках
чайные пакетики кипятком, принялась неторопливо излагать свою
историю. Сказала, что мать ее умерла давно от несчастного случая –
попала под автобус зимой. Ольге тогда было четырнадцать. Пока не
закончила деревенскую школу, жили здесь с отцом вдвоем. Потом
уехала в город, поступила в институт, вышла замуж. Отец остался
жить один. Кого только ему не сватали со всей округи, благо не
алкоголик и к работе справный, но ни с кем всерьез он так и не
сошелся. Конечно Ольга приезжала с мужем его навещать, особенно в
последние годы. Продукты привозили, лекарства, но ночевать почти
никогда не оставались, а он и не настаивал. Если бы мама была жива,
так они, конечно, и внука брали бы на лето и в целом общались бы
ближе, скорее всего. Но уже как есть, ничего не исправишь. Ольга
вздохнула, в голосе зазвучали слезы: «Так и умер один, похоронили
на местном кладбище».
