– Вы последняя? – поинтересовался Петр Петрович Зубриков у закутавшейся в меха дамы. Очки, похожие на пенсне, оценивающе блеснули на длинном аристократическом носу «меховой» дамы. Перед ней стоял невысокий пожилой мужчина в старом, но еще довольно приличном пиджаке, опирающийся на палку. Дама осталась удовлетворена осмотром в большей или меньшей степени и после секундной паузы проронила низким контральто – Я.
Зубриков мягко улыбнулся и поудобнее устроился на жестком поликлиничном стуле. Он, не спеша, достал из хозяйственной сумки газету, развернул ее и водрузил на нос очки. Однако прежде чем приступить к чтению, Петр Петрович бросил на небольшую очередь в кабинет главврача бритвенный взгляд. Приема ожидало кроме него пять человек. Перед дамой в мехах, несомненно знавшей себе цену, сидел высокий брюнет с резко очерченными чертами лица. Он явно не привык ждать в очередях, к его властному лицу примерзла печать раздражения. Парень лет тридцати читал какую-то книгу и, казалось, никуда не спешил. Женщина чуть старше дамы в мехах была второй с начала. Зубриков быстро определил в ней типичную мать семейства, занятую домашними проблемами и мало интересующуюся окружающим ее миром. Помимо всего прочего, по ней явно плакала парикмахерская, хотя – проявил объективность Зубриков – пока еще не рыдала. Плотному лысеющему мужчине в очках, возглавляющему очередь, Зубриков дал года 52, на пять лет меньше, чем ему самому. «Возможно, начальник», – подумал Зубриков, – но, скорее всего, не очень крупный». Изучение рода человеческого и необратимо следующая за этим классификация видов и подвидов хомо сапиенса были увлечением Зубрикова. Ему он отдавался самозабвенно, не жалея времени и сил. Закончив беглый осмотр, Петр Петрович решил, что пока этого достаточно и занялся газетой, открыв, как всегда, политическую рубрику.
Прошло несколько минут, когда высокий брюнет наконец не выдержал. Он решительно поднялся и уже сделал несколько шагов по направлению к кабинету главврача, но в этот момент в коридоре появилась медсестра. Ее каблучки звонко цокали по каменному полу, и вскоре она поравнялась с очередью. Нетерпеливый брюнет почти что преградил ей дорогу.
– Ну, и когда кончится эта бодяга? – довольно громко спросил он.
Брови медсестры возмущенно поднялись вверх.
– Когда главврач начнет прием? – сухо пояснил брюнет.
– Я сейчас узнаю, – коротко ответила медсестра и, постучав, скользнула в кабинет.
Через полминуты она вышла, сообщив, – Марины Ильиничны нет на месте. Возможно, она у Ольги Алексеевны, ее заместителя. Потерпите, скоро она появится.
– Безобразие – уверенно сказал брюнет.
Зубриков, не отрываясь от газеты, бросил на медсестру беглый взгляд поверх очков.
«Молодая, симпатичная, – подумал он, – Жаль не видно волос из-под шапочки, да и лицо частично скрыто маской. А что поделаешь? – мысленно вздохнул Зубриков, – Издержки гриппа».
Медсестра еще не исчезла из поля его зрения, когда еще одна дверь открылась, и из кабинета вышла женщина лет пятидесяти, в шапочке, маске, белом халате и очках с темно-зелеными стеклами.
Бдительный брюнет был тут как тут.
– Когда начнется прием? – требовательно спросил он, – Мы ждем уже пятнадцать минут.
– Извините, я задержалась у заместителя, – любезным, но слегка хрипловатым голосом ответила главврач.
Видимо, она была простужена.
– Проходите. Кто – первый? – предложила она, берясь за ручку двери и улыбаясь из-под маски мужчине в очках.
– Ой! – воскликнула она, – Забыла запереть дверь. Совсем рассеянная…
Когда за ними закрылась дверь, Зубриков снова углубился в политическую статью. Машинально он отметил, как вышел лысый, и вошла мать семейства. Позднее, когда Петр Петрович пытался вспомнить, как выглядели эти люди, покидая кабинет, он был вынужден с крайним неудовольствием признать, что не может этого сделать, так как променял одно увлечение на другое: наблюдение за людьми – на политику.
