1 Часть
Страна, исключённая из международной кодовой системы, чья буквенно-числовая комбинация продолжала оставаться в памяти лишь одинокого архивариуса-пенсионера, его винтажного-тамагочи и негодного к перепрошивке робота-модератора, с каждым годом становилась всё меньше. По мнению внешних наблюдателей, она походила на сжимаемый от бессилия кулак, который, без сомнения, принадлежал боксёру, жалко корчащемуся на войлочном полу ринга после проигранного боя.
В свою очередь, местные жители, изнутри следящие за процессом спрессовывания, напротив, видели причину исключительно в желании триединой Группы Главнокомандующих обезопасить население, спрятав его внутри богатырского кулака, который на всякий случай периодически грозился в мировую пустоту, вздёргивая кверху средний палец.
В старом городе, стоявшем на восьми высохших реках, население жило новой жизнью. Новая жизнь, правда, пока ничем особенным не отличалась от старой, но все были уверены в обратном. Самому городу совершенно не нравилась эта бессмысленная суета, но с позором лишённый права голоса и столичного титула много десятилетий назад он униженно безмолвствовал и лишь робко надеялся, что население его покинет ввиду «повсеместной обветшалости, непригодности и опасности для жизни» и даст умереть спокойно. Но какие бы безнадёжные отчёты об аварийном состоянии старого города ни писали эксперты, как бы старательно журналисты ни распыляли информацию за его пределами, с каким бы умным видом чиновники ни потирали толстые переносицы – ничего не менялось.
В среду к восьми утра на деревянную террасу Городского суда №1 начал медленно стекаться народ. К восьми тридцати приехал Судья, заглянул в душный маленький зал Судебных заседаний, где тесными неровными рядами стояли скамейки, а в проходах валялись стулья, и поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж. Там, в длинном полутёмном коридоре, грузная женщина в грязном переднике, стоя на четвереньках, тёрла серой тряпкой пол. Судья покашлял. Женщина повернула к нему своё безразличное лицо и тяжело встала:
– Доброе утро, Ваша честь.
– Доброе-доброе. Иди, внизу убирайся, через полчаса начнём.
Женщина подняла тяжёлое ведро с водой и направилась вниз по лестнице. Судья прошёл в конец коридора и протиснулся в узкую комнату, плотно заставленную старой мебелью, вынул из принесённого портфеля документы и принялся их внимательно изучать.
Через четверть часа приехала скрипучая машина с прицепом. К прицепу гигантскими болтами крепилась ржавая клетка, в которой сидела худосочная седая женщина. Заспанные солдаты помогли женщине вылезти, прикрикнули на неё для порядка и повели в здание суда. На террасе стояла толпа зевак, процессия замешкалась, остановилась. Женщина медленно подняла глаза, высокий солдат с силой ткнул её прикладом в щёку:
– В землю смотреть, с-с-сука.
В толпе заулыбались и довольные расступились. В маленьком зале были открыты окна, неспешный ветер повременно залетал узнать, как продвигаются судебные дела. Худосочную женщину посадили на крепко привинченный к полу деревянный табурет с массивными железными кольцами и приковали к ним наручниками. Два солдата встали по бокам. Женщина какое-то время озиралась по сторонам, а потом уставилась на подол платья, приговаривая:
– Пыльная-то я какая с дороги!
Спустя пять минут в Зал вошли Общественный обвинитель и Защитник. Оба внимательно посмотрели на присутствующих и кивнули в знак приветствия. Защитник сел за приготовленный специально для него стол, недалеко от прикованной женщины, вынул из толстой папки бумаги, разложил, аккуратно сделал какие-то пометки наточенным карандашом и, покончив с приготовлениями, с озабоченным видом подошёл к солдатам:
