Gabriele von Arnim
Das Leben ist ein vorübergehender Zustand
Перевод с немецкого Елены Шмелевой
© Rowohlt Verlag GmbH, Hamburg, 2021
© Gabriele von Arnim, 2021
© Шмелева Е. Р., перевод на русский язык, 2025
© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательство АЗБУКА», 2025 КоЛибри®
* * *
Он все знает и формулирует свои мысли блестяще, как и прежде. Но только никто его не понимает. Поражен не речевой центр, а центр артикуляции. Он находит нужные слова, но звучат они как взрывающиеся шарики-хлопушки. После чего слова словно валяются на полу, и нужно попытаться их собрать в предложения, расшифровать и наконец ответить. Он так вожделенно ждет ответов. Он так ищет разговора, так нуждается в нем. Ведь он все еще человек. Человек, обладающий живым умом, но не способный разборчиво говорить, ходить, читать и писать.
В ловушке. Разбит. Заперт.
Вот уже десять лет.
В юности он был профессиональным спортсменом и даже однажды победил Мартина Лауэра, шестнадцатикратного чемпиона Германии по бегу с препятствиями. Он любил об этом рассказывать. Посреди рассказа всегда ухмылялся и признавался, что Лауэр тогда бежал с рукой в гипсе.
Он все еще был довольно спортивным, когда это случилось. Увлеченно играл в теннис, катался на велосипеде: очень любил движение. Но после первого инсульта – с кровоизлиянием – он получает односторонний паралич и больше не может ходить; после второго – мозжечкового – он, столь блистательный оратор в кругу друзей и на работе, больше не способен говорить так, чтобы сразу можно было расшифровать его слова. Чтобы составить из его слогов слова и услышать предложения, нужны фантазия, тренировка и эмпатия. Приходится быть терпеливой, чтобы уловить смысл в звуках, которые он произносит, как мать, которая прислушивается к лепету своего малыша.
«Я все понимаю, я не дебил», – часто говорит он, когда замечает замешательство у людей от его кажущегося бессмысленным бормотания.
Разумеется, он не дебил. Его пытливый, быстрый ум работает, как прежде. Но он заперт в теле, словно в темнице: ведь его речь практически непонятна другим людям и невыносима для него самого. Это не тот голос, которым он говорил тогда, не тот звучный камертон, в который я когда-то влюбилась. Глубокий, манящий тембр, полный грубоватого эротизма, которым он разговаривал со мной, звоня каждые два-три часа из многочисленных телефонных будок города, где мы однажды познакомились на ужине. За этим голосом я поехала из Нью-Йорка в Вашингтон, чтобы еще раз получше рассмотреть мужчину, которому он принадлежал.
Этот голос превратился в хрип с некоторой одышкой, в глухой скрежет. Словам приходится продираться через вялый язык, через полупарализованное нёбо. Он ненавидит собственный голос. Разговаривать для него мучительно. А ведь он так любил говорить, всегда и везде. Теперь же каждое слово он запускает, как снаряд, изо всех сил, всем телом.
Как вынести это, как вынести такую жизнь? Когда ты все слышишь, все понимаешь, все анализируешь – и при этом остаешься практически без собеседников, в стороне, на отшибе, ведь никому не хватит терпения, способности и внимания, чтобы понять твои слова.
Насколько же переполнена голова, которая получает всю информацию, но из которой ничего не может выйти, которая только потребляет. Общение было его призванием. Его проклятье после инсультов – молчание.
Как чувствует себя человек, когда ему становится тесно, когда его тело превращается в тюрьму, из которой нельзя сбежать, и когда мысли нужны лишь для собственного развлечения? Как можно вынести жизнь, продолжающуюся только в твоей голове? Как жить в таком одиночестве? Отвергнутому жизнью, в которой ты все еще существуешь: присутствуешь и в то же время отсутствуешь. Ведь ты начинаешь умирать, будучи живым.
