Мы с Наташей наслаждались отдыхом на круизном судне. Светило ласковое солнце, невдалеке проплывали гористые берега, покрытые сочной зеленью лесов, в борт ласково била изумрудная вода Средиземного моря. Рана на руке еще побаливала, но это не мешало нам сходить на берег в местах стоянок. Три дня мы стояли в Неаполе и пешком исходили старую, центральную часть города. Великолепные, старинной постройки здания в мавританском стиле заставляли надолго останавливаться, чтобы вдоволь насладиться зрелищем. Наталья без устали щелкала новеньким цифровым фотоаппаратом, то и дело восхищенно вскрикивая:
– Ты только посмотри на эту статую!
Вечером, порядком уставшие, мы возвращались в порт.
На одной из припортовых улиц расположился «блошиный» рынок. Продавали все – от старых кофемолок до поношенных плащей. Взгляд скользил по выставленным на продажу вещам, и я удивлялся: где и сколько времени могли они храниться – ну вот та, например, шарманка с обшарпанным корпусом. Ей же не меньше ста лет! Или вот это зеленое платье, в котором могла ходить дама еще в начале двадцатого века.
Стоп! Что-то зацепило взгляд, я обернулся. Старый антиквар продавал столь же старые вещи. Взгляд мой упал на старинное зеркало в бронзовой раме. Рама была в завитушках, хорошего литья, немного позеленевшая от времени. Я уже прошел было мимо, но что-то кольнуло в душе. Такое же зеркало висело у меня раньше – в далеком Средневековье, в него смотрелся я сам по утрам и разглядывали свои обновленные лица после операций пациенты.
Я вернулся, поторговался немного для приличия и купил зеркало. Тяжелое оно было – просто ужас, и пока я дотащил его до корабля, вспотел.
Наташа удивлялась и морщила носик:
– И зачем нам такая тяжесть? К тому же старое!
А для меня оно было как свидание с прошлым. Ведь не всегда мы ценим вещи только за их практичность, а храним старый фотоаппарат как память о деде или отцовскую зажигалку. Это не объяснить словами.
На трапе встретились отдыхающие из «новых русских». Дама брезгливо оглядела мою покупку, а господин в белоснежном костюме вдруг заинтересовался:
– Старина?
Я кивнул.
– И хорошо продается?
Но я уже не ответил – шел по коридору к нашей каюте.
Утром мы уже плыли в Афины, где за два дня стоянки успели осмотреть лишь малую часть достопримечательностей древнего города.
А вскоре круизный лайнер ошвартовался у пирса в Новороссийске. После теплого солнца и вежливо-предупредительного обслуживания в Европе сильный пыльный ветер в Новороссийске и хамоватый таксист сразу спустили нас с небес на грешную землю.
Мы поужинали в гостиничном ресторане и быстро ушли к себе в номер.
Музыка в ресторане громыхала так, что разговаривать за столиком было решительно невозможно. И почему музыканты считают, что оглушительно громко – это хорошо? После европейских ресторанов и кафе с негромкой, ненавязчивой музыкой наши заведения казались просто вертепом.
Наталья полночи щебетала в номере о том, как ей понравился круиз. Для бедной учительницы и поездка в Москву казалась путешествием, что уж говорить о заморском вояже?
А далее жизнь покатилась по накатанной колее – дом, работа, редкие вылазки в выходные дни на лоно природы – пожарить шашлыков с друзьями, просто подышать свежим воздухом.
Наталья работала в школе, хотя я и отговаривал ее как мог. На мой взгляд, в школе могли работать энтузиасты, потому как за такую зарплату работают или фанаты своего дела, или мазохисты. Ну не ценит наше государство людей умственного труда, и все тут. Хотя от учителя, как, впрочем, и от родителей, зависит, будет ли ребенок любить книги – источник знаний во все века, или ему отобьют интерес к учебе. Лихие девяностые, когда авторитет образования упал и когда жуликоватые и хитрые проныры могли делать состояния из воздуха, не обременяя себя заботами об образовании, уже канули в Лету.
