В гостях у Паши Кардинала
Наконец Пашу Кардинала заметили… Устроили выставку его картин в одной из известных галерей… Я пришел его поздравить. Он сидел в инвалидном кресле и улыбался поздравляющим. Их было много. Невероятно много. Я поцеловал его, поздравил и подарил свою новую книжку пьес. Он небрежно сунул ее в карман, схватил меня за куртку, притянул к себе и прошептал: «Суки! Эти картины я нарисовал 40 лет тому назад! Где вы были, идиоты! Мне 70! Я еле жив! На хер мне эта выставка! Вы опоздали, идиоты!»… Я еще раз поцеловал его, осмотрел картины и ушел…
Ну, теперь я испытываю потребность рассказать о Паше и о наших отношениях, которые омрачились лишь однажды. Серьезно или нет- не знаю до сих пор. Мы дружили с ним очень давно, с юношеских лет. Мы познакомились в гостях у Кости Карабаса, известного артиста. Я тогда учился в консерватории, а Паша в Суриковском.
Паша был еще здоров, красив, бешено эмоционален, удивительно оригинально острил, и, естественно, был центральной фигурой. Я не помню, как детально происходила встреча, помню только, Костя Карабас, разыгрывая какого —то яркого гуляку, смахнул со стола все бутылки, рухнул на него и запел..Потом уснул. А мы с Кардиналом (кличка с детских лет) и еще пара барышень, схватили такси и ночь просидели в ресторане Внуково. Это был единственный ресторан в Москве, который работал круглосуточно. После этого мы с Пашей сдружились. Но виделись не часто. Я весело и не без удовольствия работал в театре оперетты, а Пашка заболел. Схватил какой -то вирус потерял способность к передвижению. Больницы, страдания… Ну в общем наши контакты прекратились. Прошло много лет. Мы с Ларисой, моей женой, сняли квартиру в пятнадцати минутах ходьбы от Кардинала. Он жил один. Жена и сын от него отдалились, но не забросили его совершенно. Еду привозили, что-то готовили и уезжали. Как Паша жил, я знал. Он на костылях передвигался по квартире, рисовал, никто его картинами не интересовался, хотя он по интернету рассылал их по всему миру. В общем ему было трудно. И поэтому я решил его навестить. К тому же мне некому было рассказать, что у меня состоялись сразу две премьеры: в маленьком Питерском театре, и в большом Липецком…
Был декабрь. Теплый, снежный… Идти было приятно. Прихожу. Дверь отворилась, и я увидел половину Паши. Он стоял на костылях, ноги лежали за ним. Так что их плохо было видно. Квартира Паши была в страшном забросе, но это не важно. Мы сели за стол, Паша выставил литровую бутылку виски, и мы, смеясь и вспоминая прошлое, выпили по рюмке. Я похвалил его картины, сказал, что не понимаю, почему они не пользуются успехом, и рассказал, что мои пьесы ставят, что происходит это редко, но происходит. Рассказал я об этом потому, что половину литровой бутылки мы уже выпили. Когда Паша услышал про мои премьеры, у него на секунду дико вспыхнули глаза. Но на секунду! Я, пьяный, веселый, предельно благодушный, не обратил на это внимание. Мы выпили еще по рюмке и Паша, вдруг, странно улыбнувшись, сказал:
– Хочешь попробовать кашу по – шотландски?
Я, смеясь, и еле удерживаясь на стуле, согласился съесть любую кашу из его рук. Паша разогрел овсянку, бросил туда масло, а потом налил в нее виски:
– Ешь! – улыбаясь сказал Паша. – Ты обалдеешь!
Я стал есть и очень быстро потерял способность к соображению. Я не понимал, что ел. Это была каша для кого угодно, только не для меня, диабетика, травмированного и набитого лекарствами. Часа в три ночи я захотел лечь спать, но Паша не позволил. Он сказал, что ждет какую —то даму и я, естественно, могу ему помешать. То, что он врал, я не понимал. И вообще ничего не понимал. Я вышел на улицу и не знал, как мне попасть домой. Паша открыл окно и указал дорогу в противоположную сторону. Через час я очнулся, лежа в снегу. Шапка лежала рядом. Я отрезвел совершенно. Небо было темно синим, сверкали звезды. Воздух показался мне райским, свежайшим. Такой прохладный! Такой мягкий! Я встал и обнаружил, что лежал в двух шагах от дома. Рядом с липами, которые летом расцветали желтыми цветами и чудесно пахли.
