Вечера на хуторе близ Диканьки. Вий

Петербург 1829 года встретил романтически настроенного юного Гоголя холодно и равнодушно. Двадцатилетний выпускник Нежинской гимназии прибыл в столицу, полный надежд и планов, мечтая о блестящей карьере, хотя с конкретным поприщем еще не определился. Пробовал поступить на сцену, служить писцом, преподавать историю. Богатая натура Гоголя в тесные чиновничьи рамки не вмещалась, а игривое воображение требовало совсем другого выхода.

В его письмах к матери и сестре то и дело звучит настойчивая просьба «сообщать о нравах малороссиян наших», присылать описания национальных нарядов и гетманских костюмов, свадебных традиций, народных поверий о русалках, домовых и духах. Его интересуют старинные книги и «рукописи стародавние про времена гетманщины», украинские песни и сказки. Кажется, что мысли о малой родине – его единственная отдушина в негостеприимной Северной столице. Неудачно дебютировав в печати с наивной поэмой, Николай Васильевич вскоре задумывает несколько повестей, основанных на украинском фольклоре и пронизанных щедрым, чувственным южным колоритом.

Опубликованные в 1831–1832 годах восемь повестей «Вечеров на хуторе близ Диканьки» наконец приносят Гоголю долгожданную известность, а в корпус русской литературы вводят совершенно новые типажи, новую топонимику, новый исторический ракурс. Действие повестей охватывает три столетия, легко перенося читателя из века XIX в XVII и обратно, погружая в славную историю запорожского казачества, атмосферу страшных украинских легенд и романтических сказаний, яркие декорации знакомого писателю сельского быта с шумными ярмарками, щедрыми застольями, фактурными, полнокровными персонажами. «У меня только то и выходило хорошо, что взято было мной из действительности, из данных, мне известных», – писал Гоголь.

Реальность, преображенная его фантазией, приобретала изящную художественную завершенность, а герои воспринимались как целостные поэтические типы. Сколько имен нарицательных подарили нам его произведения! Однако наиболее уникальная черта гоголевского стиля, проявившаяся в первой же его книге, это, конечно, юмор – в русской литературе явление единственное в своем роде.

«Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности, – откликнулся Пушкин на прозаический дебют Гоголя. – А местами какая поэзия! Какая чувствительность! Все это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился. Мне сказывали, что когда издатель вошел в типографию, где печатались „Вечера“, то наборщики начали прыскать и фыркать, зажимая рот рукою. <…> все обрадовались этому живому описанию племени поющего и пляшущего, этим свежим картинам малороссийской природы, этой веселости, простодушной и вместе лукавой. Как изумились мы русской книге, которая заставляла нас смеяться, мы, не смеявшиеся со времен Фонвизина!»

А. Венецианов. Гоголь в 1834 году

Если интерес Гоголя к страшным сюжетам подогревался немецкой романтической школой (в частности, творчеством Э. Т. А. Гофмана), то его сатирический талант развивался под влиянием украинской смеховой традиции. Сюжеты его повестей, как и образ черта, явно перекликаются с балладами родоначальника украинской сатиры П. П. Гулака-Артемовского. Особую роль в формировании культурного кругозора Гоголя сыграл драматург и поэт И. П. Котляревский, основоположник украинского литературного языка. С украинским классиком Гоголя роднит прежде всего природа юмора, неразрывно связанного с бурлеском – народной смеховой культурой, в которой переплавились низкое и высокое, обыденное и героическое, комическое и серьезное.