— Р-ровнее линии, р-р-ровнее… Контур-р р-растекается… муур-р-р.
— ленивым, тягучим голосом вещал из кресла упитанный чёрный кот. —
Р-р-ровнее, говор-р-рю. Это уже не пентагр-р-рамма…
Мел в руках юной ведьмочки скрипнул. Есения подняла голову,
раздражённо прищурив голубые глаза, и громко выдохнула.
— Такой умный? Начерти сам!
— Я? — округлив жёлтые глаза, кот прикрыл лапкой морду, широко
зевая, и безапелляционно изрёк: — Я не могу.
— Не можешь?
— Да.
— И чертить не станешь?
— Да.
— Потому что у тебя лапки?
— Да. — усмехнулось кошачье недоразумение, донельзя довольное
тем, что его двуногий питомец оказался таким догадливым.
— И мозг блудливого кошака?
— Да… Что?! Я бы попр-р-росил…
— Ага. Попросил бы он… — закатив глаза, девушка махнула на него
рукой.
Какой толк с ним общаться? Опять, зараза, валерианы обожрался и
завёл свою шарманку всезнайки.
Есения сверила полученный результат её ползания по полу и
художества с книгой Марты — верховной чёрной ведьмы, у которой
несколько часов назад её позаимствовала. Ну как позаимствовала?
Спёрла, когда та легла спать, с твёрдым намерением вернуть к
рассвету при любых обстоятельствах.
— Кажется, похоже… — прошептала девушка, поджав под себя
ноги.
Она уже не понимала, где реальность, а где желаемое. Страх делал
своё дело, внося смуту в беспокойное сознание.
— Ой, дур-р-ра. — проурчал с кресла кот, водя хвостом из стороны
в сторону. — Если бы я не жил с тобой, то, глядя на эту
пентагр-р-рамму, р-решил бы, что это шедевр-р р-рук стр-р-радающего
эпилепсией. Пр-ричем чер-ртил он это в пр—рипадке.
— Да что ты, кот, можешь в этом понимать? — захлопнув книгу,
воскликнула ведьмочка. — Никак в фамильяры мои записался?
Кот на минуту задумался. В свободное от разговоров и сна время
он и сам не раз задавался этим вопросом. Его и прежде интересовало,
почему он такой особенный и есть ли близкая ему по духу душа на
этом свете.
— Не думаю, что я фамильяр—р. — прислушавшись к своим ощущениям,
выдал котяра.
— То-то же и оно, Митрофан! Поэтому не вмешивайся! На кону моя
жизнь!
Есении было обидно слышать подобное от единственного близкого ей
существа. Неужели Митрофан не понимает, что когда Марта передаст ей
свою силу, его хозяйка умрёт? Да, это лишь теория. Ведь Есения не
застала подобного ритуала за свои девятнадцать лет, что прожила под
опекой Верховной ведьмы. Но разве может быть иначе?
Сила Верховной истинно-тёмная, самовосполняющаяся, в то время
как сила Есении светлая. Да и сила ли? Так, две капли, что передала
ей на смертном одре умирающая ведьма — Мирта, которая всё детство
опекала Есю. Она-то и поведала, для чего верховная привела
человеческую девочку в их ковен.
С тех пор прошёл ни один год, а полученная сила так и не
прижилась. Словно Еси было мало насмешек от других ведьмочек, как
вот уже полгода, предсмертное признание начало понемногу
сбываться.
Хозяйка Митрофана уже начала забывать о предостережении Мирты.
Верховная была с ней приветлива. Позволяла присутствовать на
ритуалах и впустила в свой дом. Правда, с целью помощи по хозяйству
и зельеварения. Но ведь пустила же?
Как гром среди ясного неба неделю назад прозвучали слова
Марты:
— Через семь лун я передам тебе часть своей силы. Время
пришло…
Есения давно смекнула, что Марте не одна сотня лет. Также
ведьмочка заметила, насколько волшебно сказывается на Верховной
колдовство. Стоило ей провести несколько ритуалов, как
пятидесятилетняя, ничем не примечательная женщина, молодела просто
на глазах. Она словно избавлялась от десятка лет, что не могло не
вселять страх в юную душу ведьмочки.
Когда Еся ассистировала Марте, а Верховная творила своё
колдовство, она ощущала огромную тёмную силу. Тьма… убивала молодую
ведьмочку. Один только контакт с ней, даже не прямой, а такой
посредственный, как постоять вблизи, валил её с ног на несколько
дней. И Марта это прекрасно понимала.
