То, что это будет худшее похмелье в
моей жизни, я поняла сразу, ещё не открывая глаз. Во рту словно
знойная пустыня пролегла, в голове собралась свалка из мыслей, а к
ресницам, казалось, прицепили по паре гирек. Оттого никак не
получалось разлепить веки и понять, где я и почему так трудно
дышать.
— Уль, ты как? Жива?
Дожили. Уже не узнаю собственного
голоса.
Титаническим усилием оттолкнувшись
от чего-то жёсткого, по всей видимости, пола, приняла сидячее
положение и снова позвала:
— Уля-а-а…
Совсем близко кто-то протяжно
застонал. Должно быть, виновница всех вчерашних событий, из-за
которых и появились знойная пустыня, свалка из мыслей и гирьки на
ресницах.
Я снова открыла рот, собираясь
позвать будущую мадам Елисееву, а заодно попыталась открыть и
глаза:
— У-л-ль… а-а-а!!!
Это что за фигня?!
Фигнёй оказалось тело у меня под
боком, большое такое, явно мужское, которое снова начало издавать
приглушённые стоны. Но напугало меня не наличие рядом незнакомого
мужика (в конце концов, я девушка свободная, современная и ничего
не имею против экспериментов), а я. Я сама! И комната, от которой у
меня задёргался сначала один глаз, а потом сразу два.
— Уля-а-а! — взвыла я, тщетно
пытаясь вспомнить, как из ночного клуба перенеслась в домик для
кукол.
И почему я сама стала похожа на
куклу?
Ужас!
Пышная юбка с бантиками и рюшами,
туфельки с пряжками, штанишки с кружевами… панталоны — не иначе. А
сверху… Пощупав верхние девяносто (но судя по ощущениям, максимум
восемьдесят), поняла, что именно не давало мне дышать. Корсет. На
мне определённо был корсет, и как в нём оказалась, я даже смутно не
представляла.
— Лучше бы была голая… — бормотала
я, лихорадочно оглядывая кукольную спальню. — Лучше бы в одной
постели с незнакомым мужиком, чем…
Ой!
Не сразу до меня дошло, что из
карамельно-ванильно-розового колорита что-то выбивается. Режет глаз
и явно не вписывается в общий антураж. Начертанная чем-то красным
пентаграмма, вороньи перья по её лучам на пару с чёрными свечами,
перепачканный в красном (надеюсь, что всё же кетчупе) кинжал, а в
центре всего этого художественного безобразия я и стонущий
страдалец.
— А где Ульяна?
Вашу бабушку…
Представив, что сделает со мной
Димка, когда узнает, что я посеяла любовь всей его жизни, я тут же
почувствовала себя лучше. Ну то есть хуже, но сидеть поломанной
куклой в бантиках резко перехотелось.
Вскочив и при этом едва не
запутавшись в многочисленных кружевных прослойках, решила попытать
счастья и расспросить рядом лежащего. Вдруг он знает, где моя
Ульяна.
— Послушайте, — наклонившись,
осторожно похлопала его по лицу.
Молодой. Симпатичный. Волосы такие
гламурно-длинные…
— Э-э-э… уважаемый…
Мужик в светлом пальто, кимоно или
бог его разберёт, в чём, шевельнулся. Но как-то уж очень лениво,
без энтузиазма, а у меня тут лучшая подруга пропала, которой я
просто обещала устроить запоминающийся праздник.
Устроила. Такой, что сама не
помню.
Устав нежно гладить его по лицу,
выпрямилась и от души пнула туфелькой в бок. Стоны стали громче, а
шевеление активнее, но, несмотря на это, парень ни в какую не желал
открывать глаза.
Та-а-ак…
Схватив за плечо, перевернула эту
махину на спину и, прицелившись, со всей силы хлестанула по
щеке.
Подействовало.
Незнакомец открыл глаза и…
заорал.
— А-а-а!!!
— Очень тебя понимаю, — не стала я
на него обижаться. — Я сама себя испугалась. Ты тут случайно не
видел Ульяну? Худенькая такая, плоскозадая… В светлом платье и с
лентой через грудь с гордой надписью «Я невеста!».
А какая у меня была лента… «Дружка
века!» круто смотрелась на сексуальном платье-комбинации. А
теперь…
Не платье, а какая-то жесть.
Несколько секунд парень смотрел на
меня, вытаращив глаза, и я уж было решила, что он то ли глухой, то
ли немой, а может, всё вместе, и тут он вкрадчиво прошептал:
