Она проснулась мгновенно, как кукла с резко включённым заводом.
Ей приснился страшный сон, в котором она умерла. В котором что-то
страшное, не имеющее ни имени, ни формы, обняло ее щупальцами и
смяло, как конфетный фантик.
Несколько секунд она тупо смотрела вверх, в попытке осознать
себя, после обвела взглядом доступное обзору пространство, силясь
узнать. Но… Над головой сплелись в покатое полотно ветки
неизвестного ей растения, похожего на рогоз. Вообще-то она была
неплоха в биологии, но раздел ботаники ее всегда нервировал. Все
эти гомосеменные…
Под пальцами лежали неровные, но гладкие древесные косы, тело
утопало в мягкой кудрявой траве — такой тёплой. Ее глаза видят, ее
руки чувствуют. В окно смотрело желтое солнце и длинные лучи
добирались до самого лица. В теле гнездилась сладковатая остаточная
боль.
Воспоминание о собственном изломанном теле, таяло на дне памяти
и осознавалось незначительным. Ведь она была жива. Все
замечательно. Она встала, качнулась на непослушных ногах, как
детская неваляшка, и ощутила неровные, но приятные плетения
пола.
Ах, ее ножки снова ходят. Какое счас…
Но этого не могло быть. Она ещё помнила страшный сон, в котором
ей перебило позвоночник, после такого не встают. Но она стояла, она
могла ходить.
Обежала взглядом незнакомую и откровенно странную комнату, но та
оказалась пуста. Ни кресел, ни столиков, ни полочек, ни шкафа. Ни
единой мелочи, присущей человеческому быту. Только в центре стояло
вросшее в пол низкое ложе, покрытое нежной фиолетовой травой. Она
провела рукой по ее тёплой глади. После оглянулась в поисках
зеркала. Даже усмехнулась мысленно, мол, вот она, женская натура,
едва не умерла, а туда же. Зеркало ей подавай.
Но зеркала тоже не было.
— Где я? — спросила она и тут же испугалась собственного
голоса.
Слишком громкого для этой тишины.
Обняла себя непослушными от испуга руками. После провела по
гладкой коже, ухоженной и белой, лишенной хоть сколько-нибудь
видимого изъяна. Скользнула ладонями по груди и животу, коснулась
пальцами лица, угадывая лепку скул и стрелы ресниц. После вытянула
руки, рассматривая кольцо странной вязи на запястье, словно
нанесённое фломастером на водяной основе.
Закрыла глаза, пережидая мимолётный накативший ужас.
Это было не ее тело. В память, полную темноты, словно вставили
цветное, размытое фото ее далекой самоидентификации — армия
веснушек, расселившихся от лба и до щиколоток, десятка два родинок
и неистребимый загар. И она никогда не делала «тату».
Но едва она попыталась вспомнить больше, память выключилась,
словно в голове повернулся невидимый глазу тумблер.
Где она? Да наплевать!
Кто она!
— Кто я? — спросила она, загнанно уставившись в полутемную
комнату.
Та предсказуемо молчала, только в прорубленное тесное окно
ломилось холодное солнце. Вязанные стены шли сплошняком, лишенные
проемов и дверей.
Она забралась обратно в тёмную сиреневую траву, которая тут же
спеленала ее, как ребёнка. Напряглась в попытке реанимировать
память, но та была по-прежнему пуста. Она попыталась собрать
воедино разбегающиеся воспоминания, но психика блокировала любое
чувство, за гранью сиюминутного. Она боялась клещей, но не боялась
будущего. Боялась холода, но не страшилась умереть от него. Реакция
на стресс, мелькнула мысль где-то в отключённом отсеке
префронтальной зоны мозга.
Плетёная стена раскрылась, словно на гигантском свитере
расползся продольный шов.
Она подняла взгляд на вошедшего мужчину и автоматически сжалась.
Нагота, пусть и скрытая травой, делала ее уязвимой.
— Ясмин, время лечебной паузы истекло, и ты должна встать. Мы
очень зависимы от периода и нужно принять решение, двигаться дальше
или вернуться. Тебе нужно принять решение.
