- Зачем ты спрашиваешь о том, на что тебе плевать?
-Тяну время. Стесняюсь, мой господин.
Я действительно начинаю дрожать.
-Трогательно. – вздыхает он без малейшего намека на иронию.
От того, что он со мной так нежно говорит, у меня реально едет
крыша, и перед глазами все плывет.
-Твоя ответственность равна нулю! - рычит он. – Ты не в
силах противиться!-
Неведомая сила разводит мои руки и приковывает их к ложу.
Ноги уже прикованы, я распята как морская звезда – трахай, не
хочу.
Я уставилась на багрово-лиловый наконечник его чудовищной булавы
и давлюсь словами.
Он жадно падает на меня. Жесткая как проволока шерсть царапает
мою кожу, резкий запах забивает дыхание.
И он входит. Без церемоний, на всю длину, я - курица не вертеле.
А-а-а! Вот чего я ждала всю свою дурацкую жизнь! Он двигается,
хрипит и поет. Он приподнялся на руках и вглядывается в мое лицо.
Мышцы на его груди и плечах перекатываются в такт фрикциям. Я
чувствую себя, будто собралась родить трамвай, но в последний
момент чертов вагон решил сделать еще десяточек рейсов, и ездит
внутри меня. Я трясусь, кричу. Едва он наклоняется, жадно трусь об
него грудью. Изо всех сил стараюсь попасть в ритм, но все время
сбиваюсь, мешает дрожь. Я взмокла, будто меня облили из ведра, пот
заливает глаза и течет в рот. Время кончило раньше нас и
вырубилось, довольное и оттраханное, его нет, мы сливаемся друг с
другом уже много лет, и к счастью никогда не перестанем! Я сама не
разберу, то ли кричу, то ли шепчу, какой он чудесный, я как-то его
называю, он меня тоже, но новая волна острого наслаждения выбивает
все только что рожденные слова, и они бегают вокруг нас как
мыши.
От первого оргазма я теряю сознание, такое не выдержать. Прихожу
в себя лежа на боку с поднятой вверх ногой. Его невероятный член
раздвигает мои ягодицы! Мне конец, в буквальном смысле слова! Я
больше никогда не буду смеяться над песней «вся в слезах и в губной
помаде» я сейчас сама такой же буду, только вместо помады придется
использовать кровь из искусанных губ.
Волнующая картинка, что и говорить… Она снится мне не реже, чем
раз в неделю, хотя это вовсе не самое важное, что случилось со мной
за последние полгода. И, как ни странно, даже не самое
приятное.
Мне не верится, что все это происходило со мной, Любовью
Андреевной Шеншиной, двадцати одного года от роду, рост
сто шестьдесят один сантиметр, вес пятьдесят пять килограмм,
уроженкой города Ярославля, без вредных привычек и особых
примет.
Я не то чтобы люблю рандомно гулять по сайтам в интернете, но
вариантов не было. Решительно невозможно придумать более
конструктивное занятие, сидя в старом доме на окраине деревни
Ащериха. Да-да, вот такое название. В ответ на «Ащериху» даже
поисковик Google мелко вздрагивает, и выдает «картинки по запросу
ящерица». Я бы в эту «яшерицу» сроду не поехала, но умерла тетя
Аграфена. То ли троюродная, то ли по линии дяди, я и не
догадывалась, что есть у меня такая родственница. А тетя Аграфена,
значит, про меня знала, иначе каким образом оставила бы мне в
наследство дом? Лично мне, дорогой, хотя и незнакомой,
племяннице Любе, «седьмой воде на киселе». Мама и папа в ответ на
требования раскрыть проклятые тайны нашего рода только
пожимали плечами, они тоже никогда не общались с Аграфеной. Однако
в деревню меня отправили почти пинками – надо было подписать
какие-то дурацкие бумаги в районной администрации, типа, вступить в
права владения. Ну и поглядеть, что за сокровище мне досталось.
Может теткину халупу продать можно, и купить что-то более
полезное?
Деревня оказалась крохотной, серой и запустелой, всех жителей –
человек, может, десять. С трех сторон Ащериху обступал черный
еловый лес. С четвертой тянулись унылые поля, давным-давно
заброшенные, поросшие осинником. Автобус уехал и, как любезно
пояснила ковылявшая мимо карга в черном, вернуться собирался
завтра. Пришлось ночевать.
