Вступление
Снег падал густо и тихо, как будто кто-то тряс подушку прямо над домом.
В окнах дрожали блики уличных фонарей, превращая стекло в мутное золото.
В прихожей было прохладно.
На полу – тёмное пятно талой воды от мужских ботинок. Рядом – чемодан с перекошенной ручкой.
Она сидела на ступеньке, пряча ноги в длинную рубашку, и смотрела, как медленно тает лёд на его подошвах. Капли стекали на коврик, падали одна за другой – кап… кап… кап – как часы, которые отсчитывают не время, а расстояние между ними.
Он не сказал ни слова. Только надел куртку, застегнул молнию, поднял чемодан.
Взгляд – мимо неё, будто она была частью обстановки.
Щелчок замка прозвучал слишком громко для такой тихой ночи.
И вдруг весь дом стал больше. Слишком большой для двоих.
Слишком большой для неё.
Снег за дверью падал всё так же густо.
Только теперь она знала – он никогда больше не откроет эту дверь.
Глава первая.
Запах спирта стоял в воздухе, холодный и сухой, словно утренний ветер с моря. Он въедался в стены, простыни, руки, а вместе с ним тянуло лёгкой горечью лекарств и металлическим привкусом тишины. Вэл шла по коридору, держа в руках поднос: стерильные перчатки, шприцы, бинты, упаковки салфеток. Шаги отдавались глухо, лампы под потолком светили ровно, и только в узких окнах тянулся серый предрассветный свет.
В первой палате, у окна, сидел Эрик. Высокий, сухощавый, с тонкими руками, на которых проступали синие жилки. Он держал кружку с остывшим кофе и смотрел туда, где за туманом прятался причал.
– Доброе утро, – сказала Вэл тихо.
– Уже утро? – спросил он, не отводя взгляда от окна.
Она проверила капельницу, поправила одеяло и отметила всё в планшете.
В постовой Карин, старшая медсестра, раскладывала лекарства по небольшим пластиковым контейнерам.
– Опять пришла первой, – заметила она, даже не поднимая глаз.
– Так спокойнее, – ответила Вэл и поставила поднос на стол.
В отделении становилось оживлённее: за стеной звякнула тележка с чистым бельём, из ординаторской донёсся запах свежесваренного кофе. Где-то по радио тихо заиграла старая мелодия.
В третьей палате Ингрид, женщина с густыми белыми волосами, пыталась дотянуться до тумбочки.
– Я сама, – сказала она, но Вэл уже подала ей книгу и бутылку с водой.
– Спасибо, милая, – чуть смущённо произнесла Ингрид.
В конце коридора молодой санитар Лейф остановил её.
– В шестой… что-то не так с аппаратурой.
В палате на мониторе мелькали нестабильные показатели. Вэл быстро проверила датчики, заменила батарею, убедилась, что всё работает, и только тогда кивнула Лейфу:
– Всё в порядке. Не спеши звать врача, если можно разобраться самому.
Она шла обратно к посту, когда раздался короткий, резкий сигнал из десятой палаты. Вэл бросила взгляд на экран панели: пульс пациента обрушился.
В комнате пахло кислым и резким. Мужчина лет пятидесяти лежал с полузакрытыми глазами, дыхание – рваное. Аппарат выдавал хаотичные цифры.
– Лейф! – позвала Вэл, и он оказался в дверях мгновенно.
Вэл проверила зрачки, начала массаж сердца, пока санитар готовил кислород. Движения были точными, без суеты. Вбежала Карин с лекарством, и они вдвоём работали так, словно всегда были одной командой.
Через несколько минут пульс вернулся. Мужчина вдохнул глубоко, шумно. Лейф выдохнул, но Вэл лишь кивнула и стала проверять крепления датчиков.
– Следи за ним каждые десять минут, – сказала она и вышла.
Дальше день тек привычным ритмом: обход, перевязки, лекарства. К полудню запах свежего хлеба из булочной, куда зашла санитарка, смешался с больничным воздухом.
Когда смена закончилась, Вэл переоделась в узкой раздевалке, сложила форму в шкафчик и накинула длинное тёмное пальто. Вышла через боковую дверь – туда, где сразу чувствовался запах соли и мокрого камня.
