Девушка бежала, не оглядываясь, уже несколько вёрст. Дыхание её сбилось, босые ноги были исколоты камешками, усыпавшими дорогу, девушка уже не раз спотыкалась о корни деревьев, растущих по обочинам, но страх попасться в руки свирепым монгольским воинам гнал её вперёд. Она пробежала уже через всё новое село Коломенское и теперь очутилась на краю оврага, называемого Голосовым или Велесовым, со дна которого поднимался густой зеленоватый туман.
Остановившись в нерешительности, девушка обернулась. Монгольские всадники приближались с каждой секундой, и участь быть схваченной ими была для неё куда страшней, чем быть поглощённой таинственной дымкой, из-под которой слышалось журчание ручья, образованного двумя ключами с Мёртвой и Живой водой.
Зажмурив глаза, девушка шагнула вперёд и, оступившись, скатилась вниз по склону оврага. Крики монгольских всадников внезапно оборвались. Девушка открыла глаза и медленно поднялась на ноги. Туман по-прежнему клубился вокруг, светясь зелёным цветом, но уже не казался таким зловещим. Тогда она сделала несколько шагов в направлении лежащего поодаль Перунова камня и тут же закричала от ужаса: прямо перед ней стоял молодой черноволосый парень с карими раскосыми глазами.
– Изыди, демон басурманский! – Слабо проговорила девушка, сотворив крёстное знамение, и без сил повалилась на землю.
Из дневника Изабель Морель, часть первая.
21 марта 1942 года.
Двадцатого марта тысяча девятьсот сорок второго года в оперном театре нашего маленького городка на севере Франции должны были давать две оперы: «Сельская честь» Масканьи и «Паяцы» Леонкавалло. Но во время утренней репетиции в зал неожиданно ворвались два немецких офицера и, выпустив в потолок пару патронов из пистолетов, заявили, что генерал Вольф желает послушать «Севильского цирюльника» нынче вечером.
Никто не посмел вслух высказать своё возмущение, помня, как неделю назад генерал Вольф едва не застрелил одного из ведущих солистов нашего театра за то, что тот всего лишь не позволил ему приблизиться ко мне. Но, по счастливой случайности, генерал Вольф тогда забыл зарядить пистолет и выстрела не случилось.
В этот раз всё могло закончиться иначе, поэтому, едва офицеры покинули театр, директор срочно приказал принести партитуры «Севильского цирюльника».
Я исполняла партию Берты, партию Фигаро исполнял наш лучший баритон Луи Сен-Лоран, тот самый, что вступился за меня перед посягательствами генерала Вольфа. После того случая шутливое прозвище «Лисёнок», которое Луи получил из-за цвета своих волос и золотистых миндалевидных глаз, приобрело уважительный оттенок.
И нынче вечером Лисёнок снова поразил меня своей смелостью и решительностью. Случилось это так.
По окончании спектакля я, как обычно, прошла в гримёрную, чтобы переодеться. Едва я сняла сценическое платье, как дверь распахнулась, и генерал Вольф, сжимая в одной руке початую бутылку коньяка, с похотливой ухмылкой на неприятном лице решительно двинулся на меня.
Я резко отшатнулась в сторону, и генерал, не ожидавший этого, повалился на туалетный столик, пробив головой зеркало. Я надела платье, схватила пальто, шляпу и сумочку, а затем увидела пистолет за поясом генерала, а на полу – выпавшие из его кармана ключи от машины. Недолго думая, я забрала и пистолет, и ключи.
Выбежав в коридор, я столкнулась там с Лисёнком, который, заслышав шум, тут же поспешил ко мне. Я, как могла, объяснила ему ситуацию, в которой оказалась, и он, похвалив мою сообразительность, попросил у меня пистолет генерала Вольфа. Я немедленно отдала ему оружие, и Луи проверил, сколько в нём патронов. Магазин был полон – случись что, мы могли рассчитывать на восемь выстрелов.
