В жизни существует интересное ощущение - обычно ты проникаешься
им при пробуждении - что все идет именно так, как должно,
и ты находишься в нужном месте и в нужное время. Именно с таким
чувством я проснулась в первый день осени - не открывая глаз, я
скинула с себя одеяло и улыбнулась, вдохнув свежий, с едва уловимой
горчинкой дыма, воздух, текший через распахнутое окно.
Я поежилась - ночи стали прохладней, и невообразимый кайф был
каждую из них заворачиваться в теплое одеяло и балдеть от уюта
моего очередного чужого жилища.
Но сейчас надо было проснуться - быстро и окончательно. Поэтому
получив заряд бодрости от холода, пробежавшего по мне ветерком из
окна, я вскочила на ноги, размялась за несколько минут и, глотнув
воды из стакана, заранее приготовленного с вечера, отправилась в
ванную. По дороге, конечно, выглянула в окно - вид из моей комнаты
на втором этаже открывался очень левитановский: ограда красного
кирпича прямо внизу, а за ней - тропка, убегающая вдаль, к лугу, к
пожелтевшему лесу и к серебристой ленте речушки, разделявшей их.
Контраст создавал невероятную красоту - ещё цветущий желтыми и
синими цветами, открытый всем ветрам луг - и лес, темный, грозный,
закрытый, но уже со всполохами желтых и красных огней по верхушкам.
Да эти массивы только и объединял, что ярко-желтый цвет - маленькая
безуминка в мрачной гряде и целое поле сумасшествия открытого
пространства.
Я хлопнула в ладоши, напоминая себе, что время идет, и пора бы
прекращать каждый раз залипать на вид из окна, развернулась на
пятках и... закрутилась: ванна, переодевалки в спортивку, кухня,
завтрак себе и Маргарите Васильевне, проверка расписания и
инструкций, раскладка таблеток по ячейкам блистера с отметкой
времени приема, мониторинг последних новостей, счетов, если они
есть и... Все.
Я поставила вечерний черносмородиновый смузи в холодильник и
направилась в гостиную - включить на таймер музыкальный центр.
Сегодняшний день моя клиентка пожелала начать с Вагнера.
Покончив с делами, я надела фитнес-браслет и выскочила на
пробежку - на свою любимую дорожку до речки. Маргарита Васильевна
всегда просыпалась в половине девятого, читала афоризмы на день из
отрывного календаря, затем шла в свою ванную, умывалась, мазалась
кремами, которые в сумме стоили дороже моей машины и делались явно
из спермы единорога или, на худой конец, химеры, выбирала себе
одежду по настроению и, одевшись, отправлялась в гостиную - слушать
классика. В половине десятого мы садились завтракать.
Сейчас была ровно половина восьмого - я вполне привыкла к тому
факту, что время в этом доме мерилось исключительно половинами,
поэтому точно знала, что успею все и ничего не упущу.
- Федор Семенович! Здравствуйте! - выпрыгнув на узенькое
крылечко, я помахала садовнику Маргариты Васильевны - усатому,
высокому дяде, добрейшей души человеку, обстригавшему сейчас
розовые кусты вдоль дома. - Завтрак готов, можете кушать.
- Доброе утро, красавица. Да я перекусил. Спасибо. На вот,
держи!
И он запустил в меня зеленым, в белую крапинку, яблоком -
несомненно, с сад вокруг руин. Я поймала яблоко, идеально круглое,
с листочком на черенке, не удержалась и вдохнула его аромат.
Какой открытие в двадцать девять лет - осень за городом
идеальна!
Яблоко я припрятала в карман толстовки и, размявшись у калитки,
выбежала на свободу.
Здесь не хотелось ничего слушать, кроме тишины. Романтика в
чистом виде и...
- Вера! Вишенка, подожди!
- Ну твою же... - прошептала я, оборачиваясь, и натянуто
улыбнулась. В любом самом красивом озере при внимательном
рассмотрении обязательно обнаруживался надоедливый крокодил. -
Привет, Олег.
Наперерез мне, по плиточной дороге вдоль забора, шагал, задрав
нос до неба, замначальника охраны поселка. Да, когда поселок
супер-мега-элитный, и в нем себе облюбовали тихую обитель с десяток
чиновников, банкиров и олигархов с туманным прошлым, удивляться не
приходится, что его охраняет целая армия. Конечно, армия - это
громко сказано, но именно так они себя подавали. Олег же, будучи
парнем крупным, я бы даже сказала, внушительным, мнил себя не
иначе, как генералом. У него это на физиономии было написано -
надменное, высокомерное выражение, нацепленное ради крутизны,
делало его, в общем-то, добродушное лицо крайне неприятным.
