Веретено Бабы Яги. Большуха над ведьмами, святочные гадания, ритуальные побои и женская инициация в русских сказках

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Олеся Яжук, 2024

© Оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2025

Я с детства любила волшебные истории.

Однажды, когда мне было девять или десять лет, я попросила своего дедушку Прокофия Михеевича рассказать мне сказку. Ему тогда было уже за восемьдесят. Я знала, что иногда он рассказывал их за столом, но сама не слышала от него ни одной. Дед ответил:

– Да ты еще маленькая.

Я настолько удивилась, что не стала настаивать. Одна простая фраза от человека, заставшего крестьянский быт, дала мне понять, что некоторые сказки предназначаются исключительно для взрослых.

Кто знает, может, именно с того момента я по-настоящему и увлеклась фольклором – историями, где есть что-то непонятное, забытое, порой страшное. У меня было много сборников сказок разных народов. Действие в них развивалось по своим, не всегда понятным мне законам. Именно поэтому у меня часто возникали вопросы.

Вот Василиса Прекрасная, купеческая дочь. Ее называют «первой на все село красавицей»[1] – значит, ее семья живет явно не в чистом поле. Вокруг есть другие люди – так почему ее отправляют за огнем к Бабе Яге? Почему девушка идет за ним в опасный лес, а не к соседям? В другой сказке, отправившись за ниточкой и иголочкой, девочка тоже не уклоняется от встречи с Ягой, хотя проще было бы спрятаться на время у родной тетушки. Девушки прыгают в колодец, идут в дремучий лес и не протестуют, когда им велят делать такие немыслимые для современного человека вещи.

Еще ребенком я не понимала, почему детей принято пугать Бабой Ягой: «Вот она поймает, принесет к себе в избушку и съест». Нет таких сказок, где она действительно кого-то съела. В сказке «Иван-царевич и серый волк» в пересказе Алексея Толстого волк губит коня Ивана-царевича. В сказке «Ведьма и Солнцева сестра» все царство съедает злая царевна. И нигде нет такого, чтобы двух богатырей и красну девицу в придачу одним махом проглотила Баба Яга. На уроках литературы Бабу Ягу называли плохой, злой и вредной, и после этого было странно видеть в очередной сказке фразу: «Девушка жила в услужении год, Баба Яга ее не обижала», «Похвалила яга девушку и надавала ей разной сряды»[2]. По Владимиру Далю, сряда – это нарядная одежда, к которой относится не только само платье, но и головной и поясной уборы, обувь и украшения.

Баба Яга лишь немного пугала, но и притягивала одновременно, так что сказки о ней я полюбила больше любых других. А после знакомства с трудом Владимира Проппа (1895–1970) «Исторические корни волшебной сказки» (Ленинград: Издательство ЛГУ, 1946) она стала еще понятнее и ближе.

В женской среде крестьянского мира веретено веками было осью, на которую наматывались нить жизни и сама судьба. Женщины свивали нити, обрабатывали их и превращали сначала в полотно, а потом в одежду и предметы обихода. Это было сродни волшебству, которое они творили своими руками. Неспроста Баба Яга дарит или возвращает веретёна героиням, покидающим ее избушку.

Среди предметов, которые остались у меня от предыдущих поколений, есть несколько веретен моей прабабушки Прасковьи Алексеевны. Они напоминают о судьбах давно ушедших людей, о старых временах и поэтому очень дороги мне.

Первую главу я посвятила размышлениям о том, что такое женская инициация, для чего она была нужна и кто такая Баба Яга. Далее книга разбита на условные сезоны, и каждая глава разбирает соответствующую сказку. «Морозко» относится к зимней инициации, «Снегурушка» – к весенней, «Гуси-лебеди» – к летней, а