– Опять любуешься?
Услышав голос напарника, Руслан слегка вздрогнул. Слишком увлекся и не заметил, как тот приблизился.
– Ага. Красивая она у нас все-таки.
Он снова приник к иллюминатору. Внизу, на расстоянии более четырехсот километров, кутаясь в покрывало из облаков и сверкая океанами, плыла Земля.
– Снаружи еще красивее и величественней. Жаль сегодня не увидишь, – подначил Карл.
– Ну, спасибо, что напомнил, ты настоящий друг! – деланно обиделся Руслан.
Карл засмеялся.
– Всегда пожалуйста. Пошли готовиться.
Ничего не оставалось, кроме как вздохнуть и сказать:
– Слушаюсь, командир.
Руслан поплыл вслед за товарищем.
По протоколу, работать снаружи МКС космонавты должны были по двое. Обычно так и было: станцию консервировали, надевали скафандры и отправлялись на встречу с «бесконечной пустотой», как называл открытый космос Карл Хамсдорф. Немец по происхождению, он всю жизнь провел во Франции. Затем несколько лет готовился к полетам в России. Впервые побывал на МКС, когда она еще летала под углом наклона к плоскости экватора в пятьдесят два градуса и на ее борту находились американцы. И вот теперь возглавлял экспедицию. Но с тех пор, как США вышли из программы и передали свой сегмент станции Европейскому Союзу, финансирование сильно сократили. Теперь экипаж Международной космической Станции состоял лишь из двух человек, и в редких случаях внекорабельную деятельность ЦУП поручал кому-то одному.
В этот раз задача стояла довольно простая: вывести из шлюза и закрепить на борту станции исследовательский модуль, фиксирующий интенсивность солнечной радиации. Поэтому выходил только Карл. Руслан должен был отслеживать получение данных с модуля и сообщать об этом командиру экспедиции.
– И какой лучше? – спросил он, помогая Карлу облачиться в скафандр в шлюзовом отсеке. – Наш «Орлан» или американский «ЭМУ»?
– В «ЭМУ», конечно, комфортнее. Но русский… – европеец задумался, подбирая подходящее слово. – Функциональнее… да, так. Если выбирать, я предпочел бы «Орлан». Тем более я мог бы и сам его надеть.
– Ясно, – усмехнулся Руслан.
Он зафиксировал шлем, щелкнул по нему и вылетел в переходной отсек, чтобы закрыть шлюз и потом слушать по внутренней связи, как Карл вместе со специалистами ЦУПа будет проводить проверку систем скафандра.
– ЦУП, я в «Поиске», – доложил немец. – Готов проверять герметичность.
– Добро, – раздался знакомый голос руководителя внекорабельной деятельностью Александра Хохлова.
Руслан сразу вспомнил, что обычно чувствовал, когда это «добро» предназначалось ему: легкий холодок в груди, предвкушение встречи с безвоздушным пространством, а потом неизбежное потрясение от осознания грандиозности Вселенной и непроизвольное благоговение перед ее великолепием и непостижимостью. Он поймал себя на мысли, что слегка завидует Карлу.
– Приступайте, – сказал Александр.
– Закрыл шлюз, – доложил Руслан, задраив крышку люка.
– Герметичность проверена, начинаю десатурацию, – сообщил Карл.
– Принято, – прозвучал голос одного из специалистов по шлюзованию.
Руслан мысленно присутствовал на каждой, выученной наизусть операции. Время летело незаметно. Пока командир дышал чистым кислородом, выгоняя из крови азот, чтобы избежать кессонной болезни, он занялся подготовкой внутрикорабельной части работы и для начала разыскал необходимую бортдокументацию. Смысла дальше оставаться в переходном отсеке не было, и Руслан, оттолкнувшись от стенки, поплыл в малый лабораторный модуль, продолжая слушать переговоры.
– Перешел на автономное питание, – отчитался европеец перед ЦУПом.
– Принято, переходим к окончательному стравливанию давления и к открытию выходного люка, – отозвалась Земля.
Небольшой планшетный компьютер, подключенный к внутреннему электронному блоку эксперимента, практически не требовал настройки. Простейшая операционная система и единственная программа – вот и всё, что содержал жесткий диск.
